– Никакого отхода, Рок. Даже сейчас я считаю возможным удержать перевал…

Крастер гордился тем, что был офицером Корпуса морской пехоты США, и не считал для себя вправе отказаться от выполнения своего долга…

* * *

Настроение и боевой дух были далеко не лучшими, взвод требовалось срочно приводить в порядок. Решение данного вопроса Крастер решил совместить с переформированием. Три отделения в восемь, одиннадцать и пять бойцов при двух выбитых вражескими пулями сержантах и трех капралах держать было нецелесообразно, боевые возможности подразделений различались слишком сильно. Не сказать, что было сильной проблемой оценивать третье отделение как отдельную огневую группу, но Крастер предпочел разгрузить свой мозг даже от этого. При сильно поредевшем взводе отдавать приказы трём сержантам – взводному и двум командирам отделений, безусловно, проще и эффективнее, чем четверым. Переизбыток людей в вертикали управления – это так же плохо, как и их недостача.

По понятным причинам сокращению подверглось третье отделение. Последнего уцелевшего из ее третьей огневой группы рядового Харпера Крастер отдал Келли, остальных влил к Кэмпбеллу. Вместо трех подразделений очень неровного состава получились два отделения практически штатной численности.

Высвободившуюся радиостанцию взводный сержант отдал Соренсену, связь с медицинским пунктом в их условиях была критически важна. Он же побеспокоился о вооружении, вежливо выманив у Крастера М27IAR и позаботившись о том, чтобы карабины с подствольниками и остальные пехотные автоматические винтовки тоже не остались брошенными на пункте сбора имущества.

Настроение у О’Нила было далеко не лучшим, отчего и моральным состоянием морских пехотинцев он был озабочен ещё больше своего лейтенанта. Повод встряхнуть подразделение нашелся мгновенно. Прозевавший приказ перевооружиться на свободные карабины с подствольными гранатометами и IAR рядовой Блатт дал повод нарваться на выволочку. О’Нил решил вырвать морпехов из прострации самым простым способом – моральным прессингом. В итоге Блатт оказался стоящим навытяжку, мертво глядя перед собой, а нависающий над ним громила взводный сержант, страшно вращая глазами, орал ему в лицо с расстояния в дюйм в лучших традициях острова Пэррис.

Всё отлично сработало. О’Нил оказался молодцом, а на остальных морпехов взбучка подействовала как бы не эффективнее, чем на выслушивающего рёв, как он не бережет жизни товарищей, неудачника. Взвод, вспомнив о существовании палки капрала[58], без сомнений, пришел в себя. Было самое время командирским словом немного поднять боевой дух.

– Парни, только что, выполняя свой долг, отдали свои жизни девять хороших парней. – Крастер, чувствуя, что официозом броню чувств морских пехотинцев не пробьёшь, очень старался, чтобы слова звучали от сердца. – Все вы знаете, почему вступили в бой. Обстановка не изменилась – пока существует даже тень надежды удержать перевал и вытащить наш вертолёт, мы должны держаться за эти камни. Пусть даже зубами. Как бы ни были тяжелы наши потери, коммунистов мы перебили гораздо больше. Теперь нам можно не бояться удара в спину, мы имеем возможность маневрировать и навязывать врагу свою волю в бою. Нас стало меньше, но и обстановка тоже существенно упростилась. Шансы не пропустить комми к вертолету у нас отличные. Если не понаделаем при этом ошибок, а именно сумеем не подпустить северокорейцев в ближний бой, дальнейшие потери тоже предполагаю минимальными. Если повезет, возможно, что обойдёмся без них вовсе.

Морские пехотинцы зашушукались, оптимизмом они сильно не заразились, но растолкать и вывести из-под пресса осознания результатов довольно неудачного боя, как посчитал Крастер, ему удалось. Лейтенант продолжил развивать успех:

– То, что я вам сказал, мне, возможно, говорить и не стоит, однако я не считаю возможным для себя и вас избегать неприятных фактов. Если мы начнем жить в вымышленном мире, всё очень плохо закончится. Самый главный наш факт таков: за нашей спиной лежат тридцать три тысячи фунтов высокотехнологического хайтека, который страшно даже подумать на что может натолкнуть башковитых ученых. И только от нас с вами сейчас зависит, чьи они будут – наши или коммунистические. Я так считаю, что комми и так доставили миру неприятностей куда больше, чем им стоило позволять. – Лейтенант смерил подчинённых яростным взглядом. – Поэтому сам Господь повелел нам глянуть в прицелы на врагов нашей страны. Если они так сильно желают поэкспериментировать с американской демократией, – Крастер повысил голос, – нам надо убивать их до тех пор, пока наших врагов не затошнит от этих убийств и они не оставят нас и наши свободы в покое![59]

Естественно, что рева восторга, в отличие от фильмов, после такой речи не последовало. Однако морпехи определённо взбодрились, и этого Крастеру было достаточно.

* * *

В этот раз устроить засаду на опушке высоты 222 он не рискнул. Пусть отделения морпехов, выкашивающие стрелковые роты из штурмовых винтовок, в прошлый раз и отлично работали, однако сейчас морпехов было слишком мало. Огневая производительность двадцати шести винтовок рисковала быть недостаточной, чтобы обратить пусть и потрепанный, но батальон в бегство. Автоматическим результатом подобной неудачи становилась угроза фронтальной атаки со смятым взводом, истребленным в преследовании. Либо, что ещё хуже, вариант того же «молота и наковальни», что только что продемонстрировали корейскому передовому отряду сами морские пехотинцы.

В итоге у него, собственно, не оставалось другого выбора, кроме морального прессинга наступающих коммунистов с целью затянуть бой до темноты. Никакого агрессивно навязываемого боя на уничтожение и минимум размышлений о том, как бы нанести коммунистам как можно большие потери. Только ведение боя на средних и больших дистанциях, дабы реализовать преимущество морпехов в вооружении, расчет не столько на нанесение потерь, сколько на затягивание времени, и постоянная смена позиций, чтобы противник, ведя ответный огонь, не пристрелялся. И кроме этого – никакого пренебрежения окапыванием. Но сначала требовалось правильно выбрать позицию.

А вот с этим были проблемы. Возвращение к обороне по гребню перевала лишало свободы маневра и несло риск в очередной раз быть уничтоженными тупой атакой в лоб, что же касается обороны по опушке леса на высоте 222, то сдерживающим действиям опять мешала дистанция. Роты северокорейцев разворачивались в боевой порядок на предельных дальностях действительного огня и при грамотных действиях и хорошей огневой поддержке опять-таки могли навязать Крастеру лобовой удар с преследованием и жестким ближним боем в зарослях.

Короче говоря, если взглянуть на карту, а потом окинуть взглядом местность, для затягивания боя требовалось принять северокорейцев из района рощиц у подножия перевала. Собственно, как на этом этапе прикинул Крастер, данная позиция для засады с последующим отходом годилась даже больше, чем выбранная им ранее на опушке высоты 222. При занятии взводом дальней рощи, которую он так и наименовал – Дальняя, вероятность наконец прихватить врага в походной колонне была высока, как никогда ранее. Впрочем, данную мысль он решил конкретно обдумать не раньше, чем он проведёт там рекогносцировку. На данный момент для построения конкретного плана действий у него не было достаточной информации.