Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты мне должен, Ренат! Я не намерена оплачивать твою сладкую жизнь с проституткой. Живи, как хочешь, только не на мои деньги!
— Я тебе объяснял… Я все верну, но частями…
Зачем он оправдывается? Ведь судьба Зои в его руках. Стоит ему достать из кармана шнур, накинуть ей на шею, затянуть — и все! Она ничего такого от него не ждет. Привыкла считать его тряпкой. Спокойно чувствует себя наедине с ним. Бросает ему в лицо оскорбления, унижает. Ее не пугают поздний час, темнота, пустынный берег пруда…
— Ты не боишься? — вырвалось у него.
— Кого?.. Тебя?! А что ты мне сделаешь?
Ренат опустил руку в карман и нащупал жесткий шнур, скрученный в кольцо. Этот шнур олицетворял его власть над Зоей. Сейчас он сделает с ней то, чего она заслуживает.
— Поцелуй меня…
Ее голос стал нежным, она вдруг прижалась к Ренату, потянулась к его губам и добавила:
— Я соскучилась…
У него сжалось сердце. Лишить жизни беззащитную женщину, которая доверяет ему, показалось чудовищным злодейством. Неизвестно, любит ли его Зоя, но ее ненависть можно понять.
Пальцы Рената касались шнура, готового в любой момент превратиться в удавку, а губы невольно отвечали на поцелуй бывшей любовницы. Такой вот он мягкотелый.
Подул ветер, и черная гладь пруда подернулась рябью. Словно кто-то был недоволен слабостью Рената. Он воспринял это как негодование Сони: что же ты? действуй! Слабак…
Под ложечкой вспыхнула боль, напоминая встречу у парадного с нанятыми Зоей качками. Это был серьезный наезд. Они получили задание и выполнят его в случае, если Ренат не одумается и не вернется к бывшей любовнице.
«Зоя меня не пожалеет, — констатировал он, одной рукой обнимая ее за талию, обтянутую тонкой шелковистой тканью. — Загонит в угол, требуя денег. Уже загнала! Мне негде взять нужную сумму… Негде! Разве что ограбить банк, как советовала Соня. Боже!.. Я не умею грабить, не умею убивать. Как мне выпутаться из этих дьявольских сетей?»
Круглое гипнотическое око луны уставилось на него, словно испытывая, насколько он подвержен чужому внушению. Зоя настаивает на своем, Соня — на своем. Он не в силах отказаться от наслаждений, не в силах совершить убийство. Бриллиантовая брошь, которую он видел в руках Ларисы, могла бы разрешить проблему. Хотя бы частично. Он преподнес бы украшение Соне, и та смилостивилась бы над ним. Или продал бы камни и рассчитался с Зоей. Но это не принесет ему желанной свободы!.. Соня по-прежнему будет капризничать и держать его в напряжении. Зоя по-прежнему будет ненавидеть. Особенно за то, что он вернул ей деньги. Ее жажда мести только возрастет…
«Это все фокусы Вернера! — внезапно осенило Рената. — Он зажал меня в тиски! Поместил между двух огней и теперь хихикает, потирая руки. Наблюдает, как я буду выпутываться. Я сам создал свою преисподнюю! Вернер позвал меня за собой, потому что я сам искал проводника в ад!»
Он притворился охваченным страстью и повернул Зою спиной к себе, прижал, целуя затылок и шею. Левой рукой он гладил ее грудь, а правой вытащил из кармана шнур…
* * *
После отъезда Эдика день тянулся невероятно долго. Лариса сходила на лодочную пристань и купила рыбы. Чистила тушки тупым ножом и чуть не плакала от обиды. Как получилось, что она вынуждена прятаться?
Рыбу пришлось варить во дворе, в закопченном котелке, который стоял на сложенном из кирпичей самодельном очаге. Вкус ухи был непривычным. Лариса ела щербатой деревянной ложкой и дивилась превратностям судьбы. Еще неделю назад такая жизнь показалась бы ей невозможной.
Вечером она лежала в душной комнатке и слушала тоскливое пение сверчка. Окно пришлось закрыть наглухо из-за комаров. Сколько она здесь протянет? Сутки, двое?
На берегу реки вдалеке горел костер. Ларисе пришло в голову, что это мальчишки отправились в ночное пасти лошадей. Все тут было незнакомое, чужое. Плеск воды под обрывом, низкая желтая луна, непрерывный звон насекомых, запах старого дерева и пыли. Степной ветер шумел в одичалом саду с мелкими от засухи листьями. Лариса невольно провела аналогию с хижиной лесника и тяжело вздохнула. Там она, по крайней мере, была не одна.
Если бы знать, к чему приведет проклятый эксперимент, она бы даже не начинала. Или все-таки рискнула бы?
Ход ее размышлений нарушил скрип деревянных ступенек. Кто-то взошел на крыльцо. Лариса испуганно прислушалась. Сердце громко забилось, горло свело. Сверчок вдруг замолчал. Она вскочила и прижалась к стене.
Крак!.. Хрясь!.. Ступени то ли прогнили, то ли рассохлись, и при каждом шаге издавали неприятные звуки. Занавесок на окнах не было, комнатушку освещала луна. Лариса с вечера приготовила кочергу — железную штуковину, загнутую на конце. Этой кочергой Эдик перемешивал угли в печурке.
Кочерга была надежнее пистолета, с которым Лариса не умела обращаться. Берт в два счета раскусил бы, что она не выстрелит. Впрочем, стрелять в него вряд ли имело смысл. Кочерга в случае с Бертом тоже ничего кардинально не решит, а что касается местной шушеры, то как раз к месту будет.
Лариса столкнулась с явлением, не поддающимся обычной человеческой логике и земным законам. Она не знала, с кем лучше иметь дело — с Бертом и его приспешниками или с дачными воришками. Последние не вызывали у нее такого панического страха.
Дверь домика снаружи запиралась ржавым навесным замком, а изнутри — железным крючком. Любой мужчина мог при желании справиться с этим примитивным устройством. Пара сильных толчков, и хлипкий крючок сломается.
Лариса понимала весь драматизм своего положения, поэтому и просила Эдика остаться. Ей было страшно. С другой стороны никто не виноват в ее бедах, кроме нее самой. Никто не обязан страдать по ее вине. Особенно Эдик, которого она предала, изменив ему с Бертом.
Лариса почувствовала раскаяние.
«Тебя же раздражал этот инфантильный врачишка! — поддел ее Вернер. — У него нет ни денег, ни куража, ни отваги. Он не способен на отчаянные поступки, на красивые жесты, на сильную страсть. Его внешность не вызывает восхищения, он скучен в постели. В него нельзя влюбиться без памяти, сойти с ума. Он вялый, инертный среднестатистический горожанин. С ним ты засыхала от однообразия и умеренности. И засохла бы, не став членом моего клуба! Я показал тебе путь к свету… А то, что мотылек забывает об осторожности и сгорает в вожделенном пламени — это уж не моя вина. Знай меру и останешься невредима!»
— Знай меру… — повторила Лариса, сжимая в руках кочергу. — У каждого она своя!..
Незваный гость не стал с шумом выбивать дверь. Он поступил проще: просунул в щель тонкое лезвие и поддел крючок. Тот с тихим лязгом открылся.
— Кто там?! — дрожа от страха, крикнула Лариса.
Гость не ожидал столь бурного приема. Он черной глыбой замер на пороге. И прошелестел:
— Это я…
— Кто «я»? Говори, или выстрелю!