холода. Его наряд мало отличался от формы большинства солдат в Уэст-Пойнте.

– Амос поедет на вашей лошади, когда мы найдем вашего офицера, – сообщил Моррис, указывая на мальчика. – В повозку поместятся двое. Вид у вас такой, словно вы вот-вот свалитесь с седла.

Я проигнорировала эти слова, и Моррис вскочил на спину лошади, позади Амоса, а меня пропустил вперед.

Генерал лежал там же, где я его оставила, закрыв глаза и раскинув руки и ноги. Я сползла с Ленокса, сжимая зубы, и подобралась к нему. Он дышал, сердце билось так же ровно, но он по-прежнему ни на что не реагировал.

– Это генерал Вашингтон? – пискнул Амос.

– Нет. Но это генерал, – пробормотал Моррис, оглядев форму. А потом поднял на меня честный взгляд: – Солдат, вы точно хотите остаться у Ван Тассела? Он не друг.

– У меня нет выбора. Помогите погрузить его в телегу. Прошу.

Я хотела помочь, но Моррис оттолкнул меня и опустился на корточки рядом с генералом. Он усадил его, а потом взвалил себе на спину, словно мешок с зерном. Генерал был крупным мужчиной, но Моррис оказался еще крупнее.

Я вползла в телегу, и Моррис передал мне генерала, прислонив его израненную голову к моей груди. Ноги у генерала были слишком длинные, и Моррис перекинул их через борт повозки, чтобы они не волоклись по земле. Я ухватилась рукой за ремень Патерсона, а другой обняла его поперек груди, чтобы в пути его не слишком болтало из стороны в сторону. Потом Моррис помог Амосу взобраться на Ленокса.

Полмили до амбара Ван Тассела показались мне самыми долгими и мучительными в моей жизни. Я теряла сознание, лихорадочное возбуждение, охватившее меня после перестрелки, прошло, и меня бросало в холодный пот. Моррис ехал медленно, осторожно, а я старалась собрать остатки сил и подготовиться к тому, что будет дальше.

Когда мы добрались до места, Моррис взвалил генерала на спину, а я заковыляла следом, думая лишь о том, чтобы не упасть.

– Тут не слишком тепло, но сухо, – сказал он, укладывая генерала на солому. – Я принесу воду, повязки и Мэггину мазь для ран.

Я не знала, кто такая Мэгги, но кивнула в знак благодарности.

– Я пригляжу за конем и попрошу мисс принести вам то, чего сам не смогу. Сердце у нее помягче, чем у отца.

Он расседлал Ленокса, снял сумки и принес их мне, а я принялась перебирать вещи генерала в поисках того, что могло бы пригодиться. Я нашла его столовые принадлежности, небольшую бутылку бренди и письма – их я убрала обратно в кожаный футляр.

Моррис принес воду, тряпки, разорванные на лоскуты, и баночку мази, которая пахла корой орешника и еще чем-то. Вслед за Моррисом явилась дочка Ван Тассела – она принесла два одеяла и с любопытством смотрела на нас.

– Мазь не даст ранам загноиться и смягчит боль, – сказал Моррис.

– Он мертвый, – объявила девушка, толкнув генерала в бок носком башмака. – Поглядите на него.

Я так и сделала: он был жив, но от ее слов по моим венам разлилась ледяная вода.

– Он просто ударился головой, – сказала я. – Он очнется, и мы уедем.

Она пожала плечами и бросила одеяла рядом с ним:

– Может, я потом принесу вам еды. У отца гости. Не знаю, сумею ли улизнуть.

Девушка была хорошенькой. На вид ей лет семнадцать, и она наверняка многое повидала, раз выросла среди полей сражений, но, если сердце у нее и было мягче, чем у отца, я этого не заметила. Она вышла из амбара, тряся кудряшками и шурша юбками.

– Лучше держитесь не на виду, – сказал Моррис, будто думал, что я заряжу пистолет и ворвусь в дом. – Я буду глядеть в оба и никого сюда не пущу, но, если генерал не очнется, вам нужно скорее отсюда убираться. Эти люди не любят военных.

– Спасибо, Моррис.

Он кивнул и, оставив мне фонарь, закрыл на засов дверь в амбар.

Я промыла Патерсону рану, смазала ее мазью, а потом укрыла его одеялом, понимая, что больше ничего не могу сделать. Потом я достала набор с его столовыми принадлежностями и, вытащив оттуда нож, промыла лезвие бренди – я видела, как другие так поступали. Нож был плоским, с острым концом: он годился и чтобы резать, и чтобы что-то выковыривать. Это был единственный инструмент, имевшийся у солдата.

Я вылила кровь из башмака и сняла носок, боясь того, что увижу, когда сниму штаны. Ткань прилипла к ноге, и мой страх был сильнее боли.

Я перестала видеть вокруг, в животе все взбунтовалось, но я стянула штанину и уставилась на сочившуюся кровью дыру в левом бедре. Ранение выглядело не так ужасно, но я понимала, что пуля по-прежнему где-то внутри.

Нужно действовать постепенно. Рану, кровь из которой заполнила башмак, нанесла другая пуля. Она выдрала плоть из моей икры, так что получилась глубокая борозда – вроде той, что на голове у генерала. Рана была уродливая, неровная, но не глубокая. Я глотнула бренди, смазала ее мазью и перевязала, зная, что даже доктор вряд ли сделал бы больше.

Онемевшими от ужаса пальцами я ощупала дыру у себя в бедре, надеясь, что отыщу пулю и мне не придется ее выковыривать, ведь это будет непросто.

Я дышала с трудом, с силой сжимая зубы, а из груди рвался стон, который я пыталась заглушить. Я капнула бренди в рану и чуть не лишилась сознания, а вместе с ним связи с временем и пространством.

Но я не могла отключиться, пока на мне не было штанов. Я сложила ремень и зажала его зубами, чтобы прикусить, когда захочу закричать. Если мужчина способен удержать крик, значит, и я смогу.

Все получилось не сразу. Ножик, размером не больше ложки, стал скользким в моих взмокших пальцах, глаза щипало от пота. Один раз меня вырвало, и пришлось отложить нож в сторону, но после пятой попытки, когда от боли у меня по щекам лились слезы, я выплюнула ремень и вытащила свинцовую пулю из бедра.

– О, спасибо, спасибо, Господи, спасибо тебе, – прошептала я.

В ране пузырилась кровь, но я испытала такое облегчение, что чуть не рассмеялась. Я снова полила отверстие в бедре бренди, выпила остатки, чтобы приглушить боль, и смазала ранение Мэггиной мазью. Дрожащими руками я сделала перевязку, медленно натянула покрытые запекшейся кровью штаны, застегнула ремень на поясе и лишь после этого погрузилась в тяжелое забытье рядом с генералом.

Глава 17

Законные