востоку от реки, – отвечала я. – Пикскилл на севере.

Моррис кивнул:

– Не выезжайте на дорогу. Не теперь. Ван Тассел будет возвращаться по ней. Кто знает, кого он привезет с собой. Езжайте вдоль реки до самой развилки. А там уже выбирайтесь на дорогу. Она будет к востоку.

Он указал в сторону леса, и генерал поблагодарил его.

– Если тебе что-то… понадобится… приходи ко мне, – настойчиво сказал он. – Нам нужны хорошие люди. Любые.

– У меня жена и мальчонка, – ответил Моррис. – Нам повезло, что мы вместе. Ван Тассел может продать нас, когда ему заблагорассудится. Я не могу пойти в солдаты.

– Скажите Ван Тасселу правду. Коня забрали мы, – напомнила я, вдруг испугавшись за Морриса. – Ему не нужно знать, что вы нам помогли. Скажите, что я угрожал убить вас, как угрожал ему.

– Вам пора. Уезжайте.

– Спасибо, Моррис, – сказала я.

– Не благодарите. Просто уезжайте, – резко ответил он. – И не спешите, иначе вовсе не доберетесь. – Он намотал вожжи на луку седла и сложил поверх них руки генерала. А потом подтолкнул Ленокса.

Я не оборачивалась, но чувствовала спиной его взгляд. Он смотрел нам вслед, пока мы не скрылись среди деревьев.

Нам обоим было тяжело. Первую милю пути генерал из последних сил держался за луку седла, а я цеплялась за него. Руки у меня дрожали, ноги ныли от усилий усидеть верхом и как-то помочь генералу. Мысль о том, чтобы вовсе не прижиматься к Патерсону, пришлось оставить.

– Отче наш, сущий на небесах, – прошептала я.

– Ты все молишься, Шертлифф? – В его голосе слышалась боль.

– Да, сэр, – отвечала я. – Вы тяжелый. А я… слишком слаб.

– Мы будем двигаться медленно, как и велел Моррис. Будем держаться друг за друга и доверимся Леноксу.

– Да, сэр.

Ленокс фыркнул. В небе бежали облака, а я продолжала молиться, но теперь про себя.

– Ты угрожал Ван Тасселу пистолетом? – вдруг спросил Патерсон.

– Он не хотел помогать.

Генерал хмыкнул, но я не поняла, то ли от смеха, то ли от боли.

– Говори со мной, – приказал он.

– Сэр? Когда я говорю, то не слышу, что происходит вокруг. – Я ждала встречи с врагами за каждым поворотом реки, а от дружественной территории нас отделяло несколько миль.

– Конь слушает.

Его голос звучал напряженно, он отчаянно, будто из последних сил, цеплялся за седло. Я сильнее сжала руки. Я сомневалась, что в таком состоянии он вообще способен заметить что-либо.

– У меня кружится голова. Не могу разобрать, где земля, а где небо, – признался он.

– Закройте глаза, – велела я. – Если конь может слышать, то и видеть тоже может.

– Говори со мной, – снова приказал он.

– М-м. Вы любите Шекспира, сэр?

Он проворчал что-то, и я приняла это за утверждение.

– «Король Лир», «Много шума из ничего», «Ромео и Джульетта»?

– Последняя пьеса меня никогда не привлекала.

– И меня тоже. Никогда не понимал ее сути.

– Так ты не романтик, Шертлифф?

– Нет, сэр. Мне больше по душе «Гамлет». «Венецианский купец». «Отелло».

– Почему? – Он отчаянно старался поддержать разговор.

– Я понимаю мавра. Его стремление себя показать. Меня не слишком волнует, как он обошелся со своей женщиной, хотя и это мне тоже понятно.

– Это проклятие мужского пола.

– О чем вы, сэр?

– О потребности показать себя.

Я хмыкнула, но не стала возражать. Я полагала, такая потребность есть у обоих полов, но решила, что не стоит об этом спорить.

– Мне всегда было известно, чего хотел мой отец, – продолжал генерал. – Я точно знал, чего от меня ждут. Благочестия. Силы. Целостности. То, что отец видел для меня, стало и моей целью. Он хотел, чтобы я выучился. Чтобы изучал закон. Заботился о матери и о сестрах, создал свою семью. Бог, семья, отечество. Таков был его девиз, хотя отечество не значило для него… того, что оно значит для меня. Я часто думаю, что он сказал бы об этой войне.

– Он был военным? – Я знала это.

– Да. И служба увела его далеко от дома. Так же, как произошло со мной.

– Далеко от дома? Но куда, сэр?

– Он умер на Кубе, от желтой лихорадки, когда мне было восемнадцать.

– Мне жаль, сэр.

– Он был хорошим человеком. По крайней мере… я так думаю. Надеюсь.

– Что такое хороший человек? – спросила я. Нужно, чтобы он продолжал говорить.

– Отец однажды сказал, что отвага есть залог истинного величия. Не талант. Не сила. Отвага. В этом и заключается моя цель. Порой единственная. Боюсь, что отсутствие у меня личных амбиций явилось огромным разочарованием для Элизабет.

Он бормотал чуть слышно, но наша беседа повернула в неожиданном направлении. Мне отчаянно хотелось, чтобы он не переставал говорить.

– Я не из тех людей, которых помнит история. А теперь дела обстоят так… что даже мои дети не будут помнить меня.

– Война сильнее всего бьет по женщинам, – сказала я. – История не хранит о них никакой памяти.

– Какой же ты странный парень, Шертлифф, – вздохнул он. – Душа мудрого старца в теле юноши.

Мой смех походил скорее на рыдание:

– Я родился стариком, сэр.

– Да. Я так и думаю. Расскажи мне о своем отце.

– Я не знал его.

– А мать?

– Она отослала меня к родне, когда отец нас оставил. – Я осторожно подбирала слова. – С тех пор, как мне исполнилось пять, я видел ее всего несколько раз.

– Когда все это закончится, я вернусь домой в Ленокс, штат Массачусетс. А ты куда?

– Не знаю. Я не загадываю так далеко, – ответила я. Я не позволяла себе этого делать.

– Нет. Я в это не верю. Ты все время думаешь.

– Да, сэр. Но не о будущем. Настоящее столь тяжело, что занимает все мои мысли.

Я уткнулась лбом ему в спину, стараясь подпереть его, не свалив при этом на землю. Я чувствовала, как он балансировал на грани сознания. Вероятно, причиной было страшное изнурение. Время от времени он кренился в седле, и я понимала, что мы лишь чудом сумели на протяжении последнего часа удерживаться верхом.

– Сэр, если на нас нападут, нам конец, – выдохнула я.

– Продолжай говорить, Шертлифф. Если ты замолчишь, мне точно конец.

– Я не знаю, что сказать, сэр.

– Расскажи о себе.

– Я никогда не позволял себе слишком сильно чего-то хотеть.

Он покачнулся, и я, перепугавшись, встряхнула его.

– Я здесь, парень. Я с тобой. Продолжай. Ты ничего не хочешь слишком сильно…

– Мне бы хотелось иметь семью. Когда-нибудь, не теперь, – сказала я. И чуть не рассмеялась над собой. У меня не было желания выйти замуж. Я хотела лишь детей.

– Есть у тебя