– Переломов нет, – успокаивала я себя. В этом я почти не сомневалась.

Я поползла к генералу Патерсону, ожидая, что еще одна пуля просвистит над головой или вопьется мне в тело, но вокруг стояла тишина.

Он не шевелился, но дышал спокойно, и его грудь под моей ладонью мерно вздымалась. Я ощупала его голову, провела рукой по волосам. Кровь залила ему лицо и перепачкала мундир, но единственными повреждениями, которые я сумела найти, были длинная рана под волосами и шишка размером с гусиное яйцо на затылке. Руки и ноги у него были целы, но он лежал как мертвец, по-прежнему сжимая пистолет, и я не могла сдвинуть его с места – не смогла бы, даже если бы у меня в левой ноге не сидела пуля, а то и две. Нога онемела, но, когда я пошевелила пальцами, почувствовала, что башмак у меня полон крови. Я приподнялась на колени, оперлась на руки и уставилась на холм, откуда по нам стреляли. Я не смогла бы дойти туда.

Мой конь ускакал. И конь генерала тоже. Я оглядела лес, обдумывая, что делать. Я не знала, появятся ли нападавшие и смогут ли вернуться за нами Спроут и остальные, так что приходилось рассчитывать только на себя.

Если я права, имение Ван Тассела находится прямо за поворотом реки. Я отправлюсь туда. Это всего в полумиле, не дальше.

Но имение могло с тем же успехом находиться и в тысяче миль. Я не смогла бы одолеть и десятка футов.

– Элизабет, – проговорила я. – Элизабет, помогите мне.

Не знаю, чего я ждала, но больше мне не к кому было обратиться. Я вновь огляделась и стала молить генерала очнуться, вслушивалась в его дыхание, в биение сердца. Слева от меня раздались тревожное ржание и стук копыт, и я перезарядила пистолет генерала и приготовилась к худшему. Но в следующий миг ко мне подошел Ленокс. Он ступал робко, низко опустив голову.

– Боже, спасибо, – выдохнула я и поднялась, отказываясь думать о том, что раненая нога меня не удержит.

Ленокс перебирал копытами и, словно извиняясь, тыкался мордой в распростертого на земле генерала. Я взялась за поводья, велела коню стоять смирно, сунула здоровую ногу в стремя и, собравшись с силами, закинула себя в седло.

– Я вернусь, – пообещала я генералу и пустила Ленокса галопом, цепляясь за его спину и за свой безнадежный план.

Все вышло так, как я и думала, хотя каждая минута тянулась для меня вечность. Большой белый дом среди деревьев, за ним поля и хозяйственные постройки – таким я и запомнила это имение. Во время перехода в Уэст-Пойнт мой отряд останавливался отдохнуть и наполнить фляги водой у широкого ручья, что впадал в реку в миле к северу от этих мест.

Молодая женщина в платье, казавшемся еще более ярким на фоне свинцового неба, сидела верхом на пятнистом пони, словно собираясь прокатиться верхом. Завидев меня, она развернула пони к дому и закричала, оповещая всех о моем появлении. У ее бледной щеки качалось птичье перо, по спине рассыпались черные кудри, а она громко звала: «Отец!»

Мне снова повезло. Если бы мне пришлось спешиться, я вряд ли сумела бы снова усесться в седло.

Из дома с озабоченным видом вышел мужчина в алом сюртуке и темно-желтых штанах. Его огромный живот раскачивался на каждом шагу. Девушка, объявившая о моем приближении, слезла с пони и укрылась за спиной мужчины, улыбаясь с таким видом, словно нас ждали веселые приключения. Мужчина велел ей уйти в дом, но она не послушалась его. Я приблизилась, стараясь держать спину прямо и говорить низким голосом:

– Сэр, я солдат из Континентальной армии. Мой офицер был ранен и лежит в поле неподалеку отсюда. Нас обстреляли, и наш отряд рассеялся. Я не могу сам поднять его и прошу приютить нас и оказывать ему помощь до тех пор, пока он не будет в состоянии уехать.

Я не знала, можно ли мне разглашать его имя и звание. Генерал был ценным военнопленным. В 1776 году британский полк окружил генерала Ли в сельской таверне в Нью-Джерси, к великой радости и восторгу лоялистов. Это событие деморализовало американцев. Но теперь мы находились на нейтральной земле, где гражданские обязаны были соблюдать определенные правила, вне зависимости от того, каких политических убеждений они придерживались.

– Я требую помощи, – повторила я. – Мне нужны лошадь, телега и человек, который поможет переложить в телегу раненого офицера.

– Мне нечего больше дать, – произнес мужчина, задрав подбородок и сложив руки поверх гигантского живота. – Долгих семь лет я помогал армии. Я сделал достаточно.

Я направила ему в лицо пистолет. Я его не боялась. Но боялась, что генерал Патерсон умрет прежде, чем я вернусь.

– Сэр, как вас зовут?

– Ты немедленно уберешься отсюда, – велел он, и его лицо стало таким же алым, как и сюртук. – Я не позволю всяким проходимцам угрожать мне на моих землях.

– Вы Ван Тассел, ведь так?

Он нахмурился, уголки его рта прорезали бороздки в тяжелых щеках.

– Это нейтральная территория. Вы не имеете права отказать в помощи офицеру. Если не подчинитесь, я конфискую ваше имущество.

– Один, без всякой помощи? – осклабился он.

– Одной пули хватит, чтобы вы стали сговорчивее. Если мой офицер умрет, у вас на пороге окажется целая армия, клянусь вам.

Он пристально посмотрел на меня, словно проверяя мою решимость. Он видел, что я ранена, что нахожусь в отчаянии, и я это знала. Но отчаяние делает нас опасными.

– Моррис, – рявкнул он чернокожему слуге, который показался из-за дома, когда девушка закричала, увидев меня.

Одежда на слуге была сильно поношенной, лицо блестело от пота: судя по всему, мое появление отвлекло его от работы.

Ван Тассел указал на меня:

– Моррис, помоги этом человеку. Пусть займут амбар. Шевелись. Я жду гостей.

Слуга кивнул и исчез в том же направлении, откуда явился, а Ван Тассел втолкнул дочь в дом и захлопнул за собой дверь, показывая свое неудовольствие и злость.

Я повалилась на шею Леноксу, дрожа так сильно, что не могла даже убрать пистолет в кобуру у седла. Несколько мгновений я собиралась с силами, дыша сквозь зубы и не обращая внимания на кровь, которая пропитала левую штанину и вытекала через дыру в башмаке. С этим я разберусь, когда будет время.

Моррис показался из-за дома спустя пару минут. Он вел лошадь, впряженную в повозку. На ее спине сидел мальчонка лет девяти-десяти, в фетровой шляпе. Ноги у него были обмотаны тряпками, чтобы уберечься от