Внизу хрустнула ветка под чьей-то осторожной ногой. Задумавшийся Палач едва заметно вздрогнул и посмотрел вниз. Выяснилось, что ничего страшного или хотя бы интересного не происходит, просто прибыл наконец снайпер.

Лезть на дерево с увесистым футляром в руках бедняге было неудобно, да и его спортивная форма оставляла желать лучшего. Он кряхтел, пыхтел, отдувался и даже ругался сквозь зубы, поминая различные интимные органы человеческого тела и некоторые разновидности нетрадиционного секса. В конце концов это кряхтение, бормотание и треск ломающихся под подошвами спортивных туфель мелких веточек приблизились, над краем платформы возник и с глухим стуком лег на доски плоский черный футляр с никелированными замками.

Палач аккуратно взял футляр и предупредительно отложил его в сторонку, поближе к центру платформы, освобождая снайперу дорогу. Вслед за футляром над дощатым бортиком возникло раскрасневшееся от усилий сердитое лицо.

– Привет, – негромко сказал Палач и навел пистолет прямо в центр этого лица. – Давай забирайся, будь как дома. Не зря же ты битых полчаса карабкался на это чертово дерево, Только постарайся обойтись без дурацких фокусов. Пристрелю как бродячего пса. Все ясно?

Лицо кивнуло. Оно быстро меняло цвет, становясь из красного бледно-розовым, потом белым с красными пятнами – почему-то не на щеках и даже не на скулах, а на лбу, – и, наконец, синевато-серым, словно сырая гипсовая маска.

– Залезай, залезай, не бойся, – приветливо сказал Палач. – Твой скальп мне не нужен, в моей коллекции осталось совсем мало свободного места. Я охочусь на дичь покрупнее. Главное, не вздумай чудить, и все будет хорошо. Не лезь в герои, мужик. Это никому не нужно – ни тебе, ни твоей семье. Даже старику это не нужно, потому что толку от твоего геройства не будет никакого. Усек?

Снайпер снова кивнул и нехотя, очень неуклюже вскарабкался на платформу.

– Снимай ремень и давай сюда руки, – деловито скомандовал Палач. – Нет, нет, браток, сзади! Руки за спину, вот так…

Умело связав снайперу руки его же брючным ремнем, он щелкнул замками и открыл футляр. Как он и ожидал, в футляре лежала разобранная на части снайперская винтовка американского производства.

– Кучеряво, – сказал Палач. – Симпатичный дробовичок. Крутой нынче пошел охотник, навороченный, прямо как в заграничном кино. И на какую дичь ты тут охотишься, зверобой?

Снайпер вздохнул, взглянул Палачу в лицо и быстро отвел глаза.

– Ясно, – сказал Палач. – Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой… В роли зайчика сегодня выступаю я. Правильно?

Снайпер снова кивнул.

– Конечно, правильно, – согласился с ним Палач. – А кто я, знаешь? Вижу, знаешь, тем более что рожу твою я далеко не впервые наблюдаю… А если знаешь, в кого собрался стрелять, почему ведешь себя как колхозный трактор? Я бы на твоем месте здесь уже часа три назад сидел. Эх ты, специалист! Профи.., твою мать! Старик-то дома?

Снайпер с трудом разлепил запекшиеся губы и хрипло ответил:

– Дома. Ждет.

– Это хорошо. А дружки твои тоже ждут? Есть еще вокруг дома сюрпризы? Или, может быть, в самом доме? Учти, если соврешь, я нарочно выживу, чтобы сюда вернуться и тебя голыми руками на запчасти разобрать. Ты меня знаешь, поэтому лучше не ври.

– Все чисто, – прохрипел снайпер. – По крайней мере, я ни о чем таком не слышал. У меня приказ стрелять, как только ты окажешься где надо.

– А где надо? Да ладно, не тужься, молчи, я и сам знаю, где надо… Чудить начал наш старец. Маразм, что ли, к нему подкрадывается? Ну-ка, повернись спиной, надо ручонки твои проверить.

– Не стреляй, – еле слышно попросил снайпер, послушно поворачиваясь к нему спиной.

– Перед ним, как живой, тот парнишка стоял, тот, который его умолял: “Не стреляй”… – речитативом пробормотал Палач строчку из известной песни.

Он подергал путы на руках пленника, проверяя их на прочность, а потом без предупреждения ударил его по затылку рукояткой пистолета. Стоявший на коленях снайпер мешком повалился вперед, голова его свесилась с края платформы. Если бы не это, он непременно разбил бы лицо.

– Считай, повезло, – сообщил ему Палач, сноровисто выщелкивая из магазина винтовки остроносые патроны.

Снайпер не ответил – он был без сознания, пребывая в шатком равновесии между жизнью и смертью. Палач ударил его не жалея, стараясь выключить на как можно более долгое время, и теперь не был уверен, что не перестарался. Это его не беспокоило. Убивать без необходимости он не собирался, но, если бы снайпер вдруг решил отбросить копыта, это нисколько не огорчило бы Палача. В конце концов, кто к нам с мечом придет – от меча и погибнет, это он усвоил давно и основательно.

Разбросав патроны во все стороны, он вынул из винтовки затвор и зашвырнул его в лес. Снайпер не шевелился. Палач оттащил его подальше от края платформы, поискал, чем бы заткнуть ему рот, не нашел ничего подходящего и махнул рукой: когда и если этот тип придет в себя, его вопли уже не будут иметь никакого значения…

Он посмотрел на часы. Через полчаса все люди старика, способные держать оружие, будут приведены в боевую готовность, и его шансы пройти незамеченным сильно уменьшатся. Можно, конечно, просто подойти и постучать в калитку, но пленный снайпер – это далеко не сам старик. Откуда этому недотыкомке знать, что еще задумал старый крокодил? Береженого Бог бережет, как любил говаривать покойный прораб Алябьев.

В свое время Палач неплохо изучил дачу Андрея Михайловича и все возможные подходы к ней. Подходов этих было не так уж и много – с годами старик все ближе подходил к черте, отделяющей обыкновенную осторожность от полновесной паранойи, – и для человека постороннего любая попытка незваным проникнуть на территорию дачного участка непременно закончилась бы очень печально. Но Палач здесь посторонним не был. Он работал на старика уже не первый год и имел массу возможностей детально изучить местность.

Он быстро и почти бесшумно спустился с дерева и заскользил через лес, все круче забирая вправо, чтобы обойти участок по периметру и выйти к ограде с тыла. Лес здесь был сырой, смешанный, с густым перепутанным подлеском, через который было практически невозможно пролезть, не наделав шума. Под ногами трещало какое-то гнилье, назойливо звенели вездесущие комары, листва громко шуршала, словно ей не давала покоя слава спасших Рим гусей. Один раз Палач наступил ногой в притаившуюся под сплошным пологом листвы и папоротников неглубокую, но очень холодную лужу, набрал полный кроссовок воды и, не сдержавшись, чертыхнулся сквозь зубы. Он прекрасно ориентировался в любом лесу и был обучен выживанию один на один с дикой природой, но никакие силы в мире не могли заставить его любить эти мусорные заросли, где можно двигаться только пешком, терпя многочисленные неудобства, и где на многие километры нет ни одной пивной и ни единого, черт бы его побрал, табачного киоска.

Потом он поскользнулся на шляпке раздавленного им же мухомора, оцарапал щеку о какой-то сучок и совершенно рассвирепел. Но тут впереди сквозь листву замаячило что-то грязно-белое, и он понял, что пришел.