воду и сердито залаял. Собаки из отряда «красных» посмеивались, глядя на этого противного и жалкого уродца.

Вожак «зеленых» пару раз тявкнул на вожака «красных», Красный не обратил внимания, снова ударом лапы скинул пестрого кобеля в реку, и тот выплыл на берег, словно гигантская крыса, выставив над водой круглые ноздри. Маленькая пестрая сучка спряталась за Красным, кротко виляя хвостом.

В итоге Зеленый облаял Красного, как если бы один человек одарил другого холодной усмешкой.

Красный облаял Зеленого, как если бы человек ответил на холодную усмешку холодной усмешкой.

Черный встал между былыми товарищами и тоже что-то пролаял, как миротворец.

Собаки собрались на новом месте отдыха. Некоторые лакали воду, некоторые зализывали раны, на поверхности неспешной реки Мошуйхэ плясали древние солнечные блики, над насыпью высунул голову дикий заяц-недоросток, но испугался так, что душа ушла в пятки, и бросился наутек.

Собачья свора нежилась в лучах теплого осеннего солнца. Три наших пса сидели в вершинах треугольника, зажмурив глаза, словно бы вспоминали былые годы.

Красный вспомнил, какую спокойную жизнь они вели, когда охраняли двор хозяев винокурни, – тогда еще живы были две старых желтых собаки. Хотя у пяти псов временами и случались стычки, но в основном они мирно сосуществовали. Красный был тогда самым хилым и маленьким, он запаршивел, и его выставили прочь из собачьей конуры. Потом он повалялся на восточном дворе на жмыхе, оставшемся после производства гаолянового вина, парша прошла, он вернулся обратно, но все равно держался особняком: ему претило, что Черный и Зеленый обижают слабых, но перед сильными заискивающе виляют хвостами.

Красный знал, что вскоре состоится битва за место вожака, поскольку споры теперь происходили исключительно между тремя вожаками – свора вела себя мирно, просто того пестрого кобеля невозможно было исправить, и он был постоянным источником беспорядков.

Наконец подвернулся удобный случай. Старая сука с драным ухом ткнулась холодным мокрым носом в нос Черного, после чего повернулась и призывно помахала ему хвостом. Черный поднялся и предался утехам со своей старой возлюбленной. Красный и Зеленый наблюдали за происходящим. Красный просто спокойно лежал, искоса поглядывая на Зеленого. Вдруг Зеленый, словно молния, метнулся к Черному и прижал его к земле, пока тот был занят заигрываниями.

Все собаки вскочили, глядя на их ожесточенную схватку. Зеленый без промедления воспользовался всеми преимуществами внезапного нападения, вцепился Черному в шею и начал с силой трясти. Шерсть на загривке Зеленого встала дыбом, а из горла вырвался рык, подобный раскату грома.

От укусов у Черного закружилась голова, он дернулся что было мочи, и в итоге Зеленый отхватил у него лоскут шкуры размером с ладонь. Черный поднялся, от резкой боли все тело дрожало. Он обезумел от злости, решив, что Зеленый напал на него исподтишка в нарушение всех собачьих правил. Хороший воин не станет тайком подсыпать яд, тогда и победа окажется бесславной! Черный пес дико залаял, опустил голову, кинулся на противника и вонзил зубы в шерсть на груди. Зеленый ухватил Черного за раненую шею и начал отрывать один за другим шматки плоти и глотать ее. Черный разжал пасть. Зеленый тоже ослабил хватку. Вырванная на груди шкура болталась, как дверная занавеска. Красный медленно поднялся, смерив холодным взглядом соперников. У Черного была почти сломана шея, он не мог толком поднять голову – сколько ни пытался, она повисала. Черный уже ни на что не годился. Зеленый свирепо посмотрел на побежденного, самодовольно оскалился и завыл. Потом повернулся и увидел прямо перед собой длинную морду Красного. Зеленый затрепетал. Красный пристально глянул на него, а потом бросился вперед, пустил в ход свой излюбленный прием и повалил раненого Зеленого на землю. Не давая сопернику подняться, Красный развернул голову, ухватился за оторванный лоскут шкуры и с силой дернул, обнажая мышцы на груди. Зеленый вскочил, полоса меха волочилась между ног, подметая землю. Он издал громкий визг – понял, что все кончено. Красный ударом лапы сбил едва державшегося на ногах Зеленого, и тот два раза перекувырнулся. Остальные собаки не стали дожидаться, пока Зеленый поднимется, и он под градом укусов превратился в кучу кровавых клочьев.

В этот момент Красный, уничтоживший сильных соперников, высоко задрал хвост и взревел, глядя на окровавленного Черного. Тот в ответ тоже залаял, поджав хвост. Его зеленые глаза уставились на Красного, и в них светилась мольба о сострадании. Жаждавшая поскорее завершить бой стая, словно взбесившись, кинулась на Черного, и тот прыгнул в реку, решив покончить с собой. Его голова сначала еще появлялась над водой, но скоро пес пошел ко дну, а на поверхность с бульканьем всплыли несколько пузырьков воздуха.

Стая окружила Красного и, оскалив белоснежные зубы, торжественно завыла, глядя на бледное солнце в небе, которое в эту пору так редко бывает ясным.

Внезапное исчезновение собачьей своры беспокоило отца и его команду, внеся сумятицу в их упорядоченную жизнь. Осенний дождь хлестал по всему живому, издавая монотонное шуршание. Не испытывая возбуждения от сражений с бешеными собаками, отец и все остальные чувствовали себя подобно курильщику опиума без очередной дозы: из носу текло, они зевали, их постоянно клонило ко сну.

Утром на четвертый день после исчезновения собак отец и остальные лениво собрались на краю низины и, глядя на клубившийся над низиной туман и смрад, наперебой обсуждали, чем заняться.

Хромой уже сдал винтовку, вышел из отряда охотников на собак и отправился в дальнюю деревню за кусок хлеба помогать младшему двоюродному брату в харчевне. Слепому нечего было делать, и он сидел у хибарки, болтая с болевшим дедушкой. Остались отец с матерью, Ван Гуан и Дэчжи.

Мать сказала:

– Доугуань, собаки не вернутся, они боятся ручных гранат.

Она посмотрела на три собачьих тропы и больше остальных хотела, чтобы собаки вернулись: ведь спрятать на пути своры сорок три ручных гранаты было ее блестящей идеей.

– Ван Гуан, – велел отец, – сходи-ка еще раз на разведку.

– Да я ж вчера ходил! Собаки устроили бойню к востоку от моста. Зеленый помер. Они наверняка разбежались. Хватит нам тут зря время терять, надо быстрее идти записываться в Восьмую армию.

Отец возразил:

– Нет, они непременно придут, им жаль бросить столько вкуснятины.

– Да сейчас везде полно трупов, – заметил Ван Гуан. – Они ж не дураки, чтоб нарваться на гранаты.

– У нас тут трупов полно, собаки не захотят отсюда уходить.

– А по мне, – сказал Дэчжи, – так надо записываться в отряд командира Лэна. У него бойцы одеты с иголочки: темно-серая форма, кожаные ремни…

Тут мать воскликнула:

– Гляньте!

Все пригнулись и посмотрели туда, куда показывала мать, – в сторону собачьих троп. Гаоляновые стебли, загораживавшие тропы, зашелестели, серебристые капли дождя отчетливо барабанили по листьям. По всему полю среди пожухлых растений из семян, проклюнувшихся по ошибке не в тот сезон, сквозь дождь и туман пробивались нежные желтые росточки. Аромат побегов смешивался с запахом гниющего гаоляна и зловонием разлагающихся трупов, собачьего дерьма и мочи. Отец и его команда видели перед собой страшный и грязный мир, мир, полный зла, расцветающего буйным цветом.

– Они идут! – радостно крикнул отец.

Гаолян на трех собачьих тропах продолжал шуршать, но гранаты так и не взорвались.

– Доугуань, что случилось? – забеспокоилась мать.

– Не беспокойся, они еще на них напорются.

Дэчжи предложил:

– Давай-ка пальнем из ружья, чтоб их напугать!

Мать от нетерпения выстрелила. В гаоляновом поле началась суета, и тут разом взорвались несколько ручных гранат. Ошметки гаоляновых стеблей и собачьих тел взметнулись в воздух, заскулили раненые собаки. Тут же с грохотом взорвались еще несколько гранат, их осколки и еще какие-то клочья просвистели по воздуху над головами отца и его товарищей.

В конце концов с трех троп выскочили больше двадцати собак, и отец с товарищами начали палить по ним. Собаки метнулись обратно и подорвались еще на нескольких гранатах.

Мать запрыгала, хлопая в ладоши.

Но никто из них не знал о серьезных изменениях в собачьем отряде. Сообразительный Красный, получив власть над всей стаей, отвел