Цзян снова обратился к дедушке:

– Командир Юй, у нас положение крайне тяжелое, нет ни оружия, ни патронов, потому мы собираем стреляные гильзы, отправляем в особый район Биньхай на военный завод в обмен на новые патроны, однако пять из десяти таких патронов не стреляют. Гоминьдановские разбойники притесняют нас, императорские войска истребляют нас. Как бы там ни было, а вы должны поделиться с нами оружием. Не стоит недооценивать Восьмую армию.

Дедушка посмотрел на солдат, которые носили трупы в гаоляновом поле, и сказал:

– Сабли ваши и вот эти винтовки, «Тип 79» тоже, а еще гранаты с деревянными ручками.

Командир Цзян схватил дедушку за руку и громко воскликнул:

– Командир Юй, вы настоящий друг… вот только гранаты с деревянными ручками мы и сами можем изготовить. Лучше мы не будем брать гранаты, а вы дадите нам несколько винтовок «Арисака-38».

– Нет.

– Всего лишь пять!

– Нет я сказал!

– Тогда три, всего-то три винтовки.

– Нет!

– Ну, две! Две-то можно?

– Мать вашу, вы в этой своей Восьмой армии как торговцы скотом!

– Командир первой роты, подойти сюда получить оружие.

– Помедленнее, – осадил его дедушка. – Встаньте чуть подальше.

Дедушка лично выбрал двадцать четыре винтовки «Тип 79» вместе с парусиновыми патронташами. Он довольно долго медлил, а потом кинул еще и одну зачехленную винтовку «Арисака-38».

– Все! Сабли вам не дам.

– Командир Юй, ты же сам сказал, что дашь две!

Глаза дедушки налились кровью:

– Будешь приставать, и одной не получишь!

Цзян замахал рукой:

– Хорошо! Хорошо! Не сердись!

Получившие оружие бойцы Восьмой армии аж сияли от радости. Расчищая поле боя, они нашли еще несколько винтовок, а еще забрали выброшенный дедушкой маузер и выброшенный отцом браунинг. Карманы солдат сильно оттопыривались, поскольку были набиты желтыми медными гильзами. Невысокий смуглый парнишка с заячьей губой притащил два миномета и пробубнил:

– Командир, я отхватил две пушки!

Цзян обратился к своим бойцам:

– Товарищи, быстрее хороним мертвых и готовимся отступать, а то черти скоро притащатся за трупами своих солдат. Если подвернется возможность, мы по ним ударим. Черный заяц, тащи минометы, потом отправим их на военный завод, посмотрим, можно ли их починить.

Когда Цзяогаоская часть собралась на земляном валу, готовясь отступать, на дороге, что вела к восточному краю деревни, показалось двадцать велосипедистов. Ободья и спицы ярко блестели. Командир Цзян отдал приказ, и его бойцы рассредоточились по земляному валу и затаились. Велосипедисты, неуверенно вихляя, подъехали к дедушке. На них была серая форма, на ногах – обмотки и матерчатые туфли, а на квадратных фуражках красовалась эмблема в виде белого солнца, похожего на зубчатое колесо[87].

Это был отряд Лэна. Все эти велосипедисты мастерски управлялись с короткоствольным оружием. Поговаривали, что и Рябой Лэн отлично ездит на велосипеде.

Командир Цзян отдал приказ, и его бойцы выскочили из кустов и встали в одну линию позади дедушки.

Солдаты Лэна поспешно соскочили с велосипедов, подкатили их вперед и поставили на валу. Несколько бойцов с пистолетами сгрудились вокруг своего командира.

Дедушка как увидел Рябого Лэна, так сразу схватился за винтовку.

Цзян ткнул дедушку со словами:

– Спокойно, командир Юй, спокойно!

Лэн с широкой усмешкой протянул руку Цзяну, даже не сняв перчатки. Цзян в ответ тоже широко улыбнулся и, пожав руку Лэну, залез за пояс брюк, вытащил жирную темно-серую вошь и швырнул в ров.

Командир Лэн сказал:

– А ваши войска хорошо осведомлены!

Цзян парировал:

– Вообще-то мы тут со вчерашнего дня бьем врага.

– Наверное, одержали блестящую победу? – поинтересовался Лэн.

– Наша часть совместно с командиром Юем убила двадцать шесть японских солдат, тридцать шесть солдат марионеточных войск и девять строевых лошадей. А где же были ваши драгоценные войска[88]?

– Мы вчера напали на Пинду и вынудили чертей спешно отступать. Эта стратагема называется «окружить Вэй, чтобы помочь Чжао»[89], не так ли, командир Цзян?

– Рябой Лэн! Чтоб тебя! – принялся браниться дедушка. – Разуй глаза да посмотри на спасенное тобой «Чжао»! Вся деревня тут, перед тобой!

Дедушка показал на Слепого и Хромого, которые стояли на валу.

Белесые оспины на лице Лэна покраснели. Он сказал:

– Мои ребята вчера вступили в кровопролитное сражение в Пинду, многие погибли. Моя совесть чиста.

Командир Цзян спросил:

– Если ваши драгоценные войска знали, что враг окружил деревню, почему не поспешили на выручку? Зачем гнаться за журавлем в небе и мчаться за сотню ли нападать на Пинду? Ваши войска отнюдь не моторизированная часть, пусть даже речь идет про форсированный марш, а части, которые нападали на Пинду, должны были еще вернуться назад. Однако вы, как погляжу, в таком бодром настроении, на форме ни пылинки. Так вот, хочу спросить, как же вы командовали тем боем?

Лэн вспыхнул:

– Цзян, я тут с тобой не собираюсь пререкаться. Зачем ты пришел, я в курсе, и для тебя не секрет, зачем я тут.

Командир Цзян ответил:

– Командир Лэн, я считаю, что вчерашнее решение драгоценных войск атаковать уездный город было ошибочным. На вашем месте я не стал бы прорывать окружение деревни, но устроил бы засаду по обе стороны от шоссе на старом кладбище, используя могилы как прикрытие, установил бы там восемь пулеметов, которые вы, драгоценные войска, захватили как трофей после боя на Мошуйхэ, и нанес бы оттуда удар по японским чертям. Японцы до этого вели жестокий бой, люди и кони утомились, патроны на исходе, местность им не знакома, ночь на дворе. Их было бы видно, а вас нет, и открой вы огонь из всех восьми пулеметов, бежать японцам было бы некуда. Это был бы подвиг во имя народа, да и драгоценным войскам большая польза. К славной победе командира Лэна в бою на Мошуйхэ прибавилась бы победа здесь на шоссе. Вот это слава! Жаль только, что командир Лэн упустил удобный случай. Он отказался от большой выгоды и великого успеха, а вместо этого явился в погоне за мелкой выгодой к сиротам и вдовам, к беззащитным людям. Даже не имей я совести, и то покраснел бы за вас, командир Лэн!

Лицо Лэна полыхало, он даже дара речи лишился, но потом сказал все-таки:

– Ты, Цзян, меня недооцениваешь… Ничего, я еще покажу, на что способен в бою!

– Тогда мы будем вам помогать, не щадя своей жизни.

– Мне не нужна ничья помощь, сам справлюсь!

– Примите мое восхищение!

Лэн сел на велосипед и собирался было уехать, но тут подскочил дедушка, схватил его за грудки и свирепо сказал:

– Лэн, разобьем япошек и тогда с тобой поквитаемся, сведем старые счеты!

– Я тебя не боюсь!

И Лэн улетел прочь, словно струйка дыма, а двадцать с лишним охранников последовали за ним. Они крутили педали с такой же скоростью, с какой заяц убегает от гончего пса.

– Командир Юй, – сказал Цзян, – мы, Восьмая армия, – навеки ваши верные друзья.

Он протянул руку дедушке. Тот неуклюже пожал большую ладонь, почувствовав, какая она твердая и теплая.

5

Это было сорок шесть лет назад. В том самом месте, где дедушка, отец и мать героически сражались с целой сворой собак под предводительством трех наших псов – Черного, Красного и Зеленого. Однажды грозовой ночью молния ударила по плите на «могиле тысячи людей», где покоились останки коммунистов, гоминдановцев, простых крестьян, японцев и солдат марионеточных войск, и истлевшие кости разлетелись на несколько десятков метров. Дождь омыл кости начисто, они стали торжественно-белыми. Я в тот момент как раз приехал домой на летние каникулы. Услышав, что раскололась плита на «могиле тысячи людей», я помчался туда, чтобы посмотреть своими глазами, а за мной увязалась наша голубенькая собачка. Все еще накрапывал дождь, и песик убежал вперед, хлюпая по мутным лужам крепкими лапами. Очень скоро нам попались кости, которые выкинуло ударом молнии, песик потыкался носом, понюхал и безо всякого интереса потряс головой.

Возле расколотой могильной плиты стояли люди, и у всех на лицах читался ужас. Я протиснулся сквозь толпу.