Он не помнит этого, но в Вегасе, когда я сказала, что у него влюбленный взгляд, он смеялся и заявил, что любви нет и ему она не нужна, даже если бы была.

«Все, что тебе светит — это только мой член на эту ночь, на большее даже не рассчитывай». Так он мне сказал, за что, собственно, и проснулся со светящимся небоскребом своим. Я не виновата, сам ведь решил, что он светит.

Когда я вернулась, в домике уже было тепло, свет Ромка весь погасил, только от огня освещение — несколько свечек горят. Я только порог переступить успела, как Ромка меня схватил, затаскивая в домик и закрывая двери на засов. Он уже снял свой джемпер и футболку, наверное, чтобы не испачкать, но я толком и полюбоваться не успела на него, в мерцающем свете он мелькнул как пуля и облапил меня прямо так, с пакетами еды в руках.

— Я поесть принесла… — только и успела сказать я, а Ромка уже расстегивал молнию моего платья.

— Круто. Мне погорячее! — хмыкнул Ромка, отняв у меня пакеты, и кинул их на лавочку, вот и покормила мужчину…

Мой испорченный напрочь мужчина и не собирался тратить время на еду. Скинув с меня платье, Рома медленно скользил взглядом по мне, словно заново изучал, уголок его губ дернулся, когда он узнал белье.

— Моя дрянная девчонка, Стефи-и-и… — прошептал хрипло Ромка, но не мне, а сам себе.

Встретившись снова с его взглядом, я совсем пропала, в нем было столько всего намешано. Кажется, они были отражением моих, безумные, переполненные восхищением, потому что по-другому на него смотреть невозможно, и столько же огня. Костер, горевший в чане, просто огонек спички по сравнению с бушующим пожаром в его глазах.

Мое эмоциональное состояние требовало любоваться этим шикарным экземпляром в бликах теплого света, но Ромка был бы не Ромкой, если бы, как и я, болтался в минорной эйфории этого момента. По-хозяйски обхватив меня одной рукой за талию, вторую запустив в волосы, он оголодавшим демоном набросился на мои губы. Как по приказу, отряд мурашек уже несется по затылку от первого прикосновения мягких губ, колючей щетины и горячего языка одержимого дьявола.

И меня уже ничего не может сдержать, я глажу его плечи, приходя в неописуемый восторг, что это все мое! Вся эта мощь моего самца особо крупного размера, с завидным рельефом мышц и гладкой кожей. Горячий, безудержный, мой…

Ромка гладил меня всю, то вжимая в свой каменный торс, то отпуская и нежно оглаживая, снимал с меня белье, медленно, но точно толкая меня к дивану, даже плед откопал в ящиках и застелил. Сомневаться в его планах уже не приходится, невыносимый он и неисправимый! Пока я искала и надевала красивое белье, он уже подготовился его снимать.

Усадив меня на диван, Ромка остался стоять, глядя на меня сверху вниз своим порочным взглядом, в нем больше ничего нет, только адская похоть и власть надо мной, он не сомневается — я буду его плохой девчонкой столько, сколько он захочет.

И я плохая. Очень. Вместо того, чтобы расстегнуть его брюки и освободить уже опухшего бедолагу, я тяну руки к его твердому прессу и царапаю, заставляя задыхаться от напряжения его так же, как он меня. Но куда мне там до мастера разврата, он просто опускает мои руки на ремень брюк и, протискивая свое колено между моих ног, наклоняется, снова целуя, вертит моей головой, как ему удобно, кусая шею и нашептывая мне:

— Накажу тебя, если не будешь послушной, Стефи-и-и!

— Давно пора, — соглашаюсь я с Ромкой и ликую от его протяжного стона, когда мои руки, распаковав питона, сжимаются вокруг налившегося ствола. Он повернутый на сексе, это точно, придется соответствовать…

Глупый повелитель, так легко сдался мне! Теперь сам зависимый, жадно смотрит, как я глажу его зверя, мечет затуманенным взглядом на губы и весь в моей власти!

Мне и в первый раз до одури нравилось, как он, такой огромный и сильный, такой своенравный и наглый, становился пластилиновым. А сейчас и вовсе мне крышу сносит только от того, что вижу, как его колбасит, аж все мышцы стальными канатами переплелись. Жар от тела такой, что можно прямо на нем и пожарить мои зефирки.

Ромка, может, и хотел бы дать мне наиграться, пока я неспешно кружу языком и кайфую от его хриплого шипения, но не выдержал. Откидывая меня на спинку, сам зафиксировал мою голову, умудряясь при этом ласково перебирать волосы, просто прижал как куклу и продолжил уже, как ему нравится, даже руки мои с бедер своих монолитных убрал, негодяй. Вот и все, смена власти.

Не знаю, что в голове у этого ненормального, но он вместо уютного дивана вдруг поднимает меня и, развернувшись, усаживает на столешницу, где прямо за спиной трещит сухими поленьями костер.

— Ты меня в прямом смысле отжарить собираешься? — чувствуя, как мой зад упирается в защитный бортик, а между ног упирается его стояк, в шоке спрашиваю у довольно ухмыляющегося Ромео.

— О, да-а-а! — выдыхает мне в губы Ромка, и уровень адреналина в крови резко становится больше, чем у отмороженных любителей селфи в самых экстремальных местах, но возразить мне не дает адский сатана и вгрызается в мой рот яростным поцелуем.

Ромка стискивает мою грудь, и его дыхание уже похоже на рычание, тяжелое и частое, он обжигает меня им, клеймя своими поцелуями шею и грудь, оставляя краснеющие следы от того, как он жадно втягивает кожу, слизывая с нее языком влагу от своих губ. Он сдавливает губами сосок, и последняя мысль, что я сгорю меж двух огней на этой столешнице, покидает голову. Не знаю, от повышенной температуры или просто оттого, что соскучились, но вокруг нас уже поле наэлектризовано. Искрит и щелкает, и его дьявольские феромоны обволакивают, погружая в его личный порочный мир.

— Бля, наконец-то! — рычит Ромео, одним движением вгоняя свой раскалённый член до отказа, а я взвизгиваю, раздирая его спину.

— С-с-с-су-ка! — шипит, ругаясь, Ромка, будто я ему ногти по самые легкие вонзила.

Ромка убирает мою правую руку за мою же спину, удерживая, и начинает вколачиваться так сильно и глубоко, что мне остается только крепче сжимать ноги за его спиной, и я даже не пытаюсь контролировать громкость своих стонов и криков.

Когда внутри все сжимается в ожидании финального фейерверка, Ромка стискивает мои скулы, наклонившись, фокусирует взгляд на моих глазах и грозно рычит:

— Больше никаких вариантов у тебя, поняла?

И, не давая мне пискнуть в ответ «поняла», прижимается губами к моим, в момент, когда натянутая спираль вихрем раскручивается в животе, даря долгожданное наслаждение, во рту от его жалящего языка происходит зеркальное отражение, и я закрываю глаза, потому что в этот момент гаснет все. И костер, и его синие глаза, и вообще весь мир, кажется, я достигла самого опасного оргазма в своей жизни.

Распахиваю глаза и натыкаюсь на черные зрачки с синей светящейся радужкой вокруг.

— Самая красивая… — хрипло произносит Ромка и, подавшись вперед, целует меня так, будто я самое ценное сокровище в его жизни.