Не успел я освоиться с нормальным освещением, как мне выдали бланк, чтобы я написал «объяснение» по-русски. Мне понадобилось шесть страниц. Едва я закончил, как объявился мрачный усач, взял из-под моих рук написанное, стоя, прочел бланки, медленно разорвал их сначала полосками вдоль, потом поперек и выбросил в унитаз, спустил воду. Крикнул что-то повелительно в коридор. Мне выдали под расписку рубашку, брюки и кроссовки, пиджак поддевочного вида, пальто из синтетического бобрика, вязаный колпак, все дешевое. Приказали собираться. Выводили с повязкой на глазах. Ехали в машине долго. Когда сняли повязку, мы стояли на берегу живописного пруда с легким ледовым припаем. Зашли в ресторанчик. Обед был обильный — бутылка турецкой водки, кока-кола, пиво, закуски, мясные блюда. Появилась потом и вторая бутылка. Я догадался, что от меня ждут, и напился до свинского состояния. Это была разновидность допроса. Уточнялись детали. Меня заверяли, что теперь, после всех испытаний, которые я, как они говорили, успешно прошел, политическое убежище в Америке мне уж точно обеспечено. И отвезли в лагерь для беженцев в Йозгате, где я сидел с африканцами, азербайджанцами и бангладешцами два с половиной года…»

Кавычки обрывали текст. С отступом имелась приписка:

Шпионский туризм под «крышей» журналистики, научных и культурных контактов, торговли и тому подобного — предприятие убыточное по соотношению затрат и результатов. К нему прибегают за неимением лучшего. Разведка требует полной самоотдачи. Отвлекаться на нечто другое значит заведомо снижать качество конечной продукции. Сомерсет Моэм и Грэм Грин, Ле Карре и Любимов, ставшие известными писателями, были сановными разведчиками, не более того. Настоящие на поверхности появляются редко, если появляются вообще. Поэтому матерые профи посматривают на пописывающих коллег со смешанным чувством отстраненности и удивления: во-первых, разговорчивость у них не в чести, и во-вторых, правда, которую они знают, принадлежит не им. К тому же их работа действительно требует напряжения всех без остатка творческих, физических и психических сил, как заложенных от рождения, так и благоприобретенных. Только предельная сосредоточенность, не оставляющая ничего лишнего в помыслах и действиях, сосредоточенность хищного животного, обеспечивает прорыв за черту дозволенного законом или моралью и позволяет максимально приблизиться к цели, будь то информация, материальный объект, влияние или вербовка.

Конечно, максимальное приближение — тоже относительное понятие. Космос для разведки ближе, чем, скажем, канцелярия премьер-министра Габона. При наличии высокотехнологичного оборудования информация, передаваемая через спутник, успешно перехватывается. Взлом хакерами компьютерных заслонов в генштабах или банках и выкачивание электронной информации отводит на второй план прорывы или проникновения в бронированные комнаты, а инструментальное подслушивание и подсматривание оставляют агентов наружного наблюдения без работы. Но, как это ни парадоксально, достижения разведывательных технологий ещё больше, если не многократно, поднимают котировку живой машины из плоти и крови, именуемой шпионом. В этой жизни и на этой земле постоянно прибавляется всякой всячины, которую только он и способен заполучить в нужное время и в нужном месте. «Максимальное приближение» в таких случаях означает ровно то, что должно означать — возможность дотянуться и взять информацию, или некую физическую сущность, или доверие другого человека, а выход на позицию точного приближения обеспечивается только артистизмом разведчика.

Великие шпионские операции удавались при наличии двух факторов тщательной подготовки дебюта и талантливой импровизации агента, которую нередко называют удачей, в эндшпиле, на завершающей стадии игры.

Ефим Шлайн подсовывал Бэзилу показания бежавшего через границу финансиста, который как личность отличался четырьмя качествами. Первое классный профессионал с международным опытом. Второе — инстинктивное чувство нового. Третье — предрасположенность к авантюрным выходкам. И четвертое — завидная стойкость и способность выживать в одиночку, то есть самодостаточность высочайшей пробы. Из этого следовал простой, как помидор, вывод: сбежавший из России везунчик получит от Ефима, если ещё не получил, предложение пережить финансовое приключение — теперь уже за хорошие деньги. Скорее всего, это приключение будет за бугром, в структуре, в которой везунчик уже устроился и считается своим — там ему сподручнее дотянуться до цели, интересующей Шлайна. Понятно и другое: Ефим показал материал Шемякину не от избытка чувств, а с прицелом — поработать оперативным мостиком между везунчиком и Шлайном. Другими словами, у Ефима появился редкий шанс использовать не только своих «туристов», рассаженных по торговым представительствам и корреспондентским пунктам. Заполучив стационарно встроенный внутри какой-то финансовой группы источник, Шлайн приступит к развертыванию какой-то операции, возможно даже, давно лелеемой….

Этим и подобным выкладкам Бэзила Шемякина натаскивали на Алексеевских информационных курсах имени профессора А. В. Карташева под Брюсселем, где преподают этнические русские, вышедшие в полную отставку из американских, европейских, израильских, австралийских и бывших подсоветских органов. Курсы примечательны тем, что тамошним преподавателям досконально известны повадки ведущих спецконтор мира не теоретически, а по собственному участию в их операциях. «Немногих достойных», в число которых попасть сложнее, чем в нобелевские лауреаты, мэтры вооружают уникальными навыками. Ротационная реинтеграция выпускников курсов в службы, откуда уволились наставники, обеспечивает обновление данных, о доступе к которым возмечтали бы богатейшие спецконторы, если бы знали об их существовании. При этом предполагается — при полном осознании наивности этого предположения, — что алексеевцы ещё послужат Третьей России, которая явится (если, конечно, явится) после Первой — монархической и Второй — нынешней.

Бэзил учился на этих курсах два десятилетия назад, когда преподавание там ещё неукоснительно велось на русском. На этом же языке вдохновенно читал свой предмет, выспренно называемый «Искусство идентификации», бывший специальный агент «великий Боткин», четверть века отпахавший в ФБР.

Огромный, под два метра ростом, толстый и подвижный, Николас Боткин «высчитывал» агентов противника по выведенной им формуле «приближения к цели». Для этого ему следовало сообщить цель, на что заказчик исследования, назовем эту работу так, далеко не всегда соглашался. Боткин имел для подобных случаев и другую, как он сам определял её, сырую формулу. Для выявления неизвестного «икса» в сырую формулу вставлялись все известные данные о всех сотрудниках учреждения, в котором появились признаки несанкционированного проникновения, и контактирующих с ними людях…

Следуя учению великого Боткина, в показаниях Войнова представлялись примечательными два момента. Турецкий пленник не сообщил Шлайну, куда перед уходом из России пристроил портфель с долларами, а у турок промолчал о работе на кооператив «Аврора». Бог с ними, с турками, а вот по отношению к Ефиму позиция выглядела странноватой. Беглец наивно соблюдает неписаное правило порядочного человека «чужой секрет — не мой секрет»? Или ведет игру со Шлайном, чтобы вернуться к портфелю в России? Или портфель стал тем рычажком, посредством которого Ефим и ворочает Войновым на данный момент?