— Не трогайте мою машину! — заорала я. Точнее, попыталасьзаорать, потому что попытка и на шепот не тянула. Я забеспокоилась, заерзала насвоем карнизе. Необходимо же было принимать меры. В конце концов «Мерседес» —машина дорогая. Они, «Мерседесы», на дороге не валяются, хотя, глядя на мой,так не скажешь.

Беспокойство мое достигло опасных пределов, и тут явспомнила слова мужика, все еще надрывающегося в окошке: «…у нее в руке не томобильник…».

Телефон действительно оказался в моей руке.

Правда, второй рукой я сжимала крюк, но ради «Мерседеса»можно рискнуть и отцепиться, чтобы набрать Тамаркин номер.

Только я так подумала, телефон сам зазвонил.

Я прижала трубку к уху и (о, чудо!) услышала голос Тамарки.Я жалобно попросила:

— Тома, забери, пожалуйста, мою машину…

— Мама! Ты невозможная! — рявкнула Тамарка. — Делать мнебольше нечего, как за тобой машины подбирать!

Тамарка обычно слушает только себя, но на этот раз, видимо,и меня услышала, потому что когда до нее дошел смысл сказанного мною, она, задохнувшисьот удивления, завопила:

— Мама! Не может быть! Неужели ты на своем «Мерседесе»выехала? Нет! Ну надо же! Поверить не могу, чтобы ты, жлобиха, решиласьпотревожить свой «Мерседес», когда есть на свете и мои машины. Мама, повтори,пожалуйста, неужели ты и в самом деле на своем «Мерседесе» выехать рискнула?Просто поверить не могу!

— Рискнула, Тома, рискнула! Рискнула и очень неудачно, —посетовала я. — Теперь снова на карнизе стою, а «Мерседес» остался внизу безприсмотра.

Думаю, Тамарка остолбенела, потому что прошло секунды три,прежде чем она закричала:

— Мама, ты невозможная! На каком карнизе ты теперь стоишь?

— На том же, на котором стояла и в прошлый раз, когда тыменя с адвокатом снимала. Кстати, Тома, приезжай и теперь меня снимать, еслиживой увидеть хочешь. На этот раз я хоть и недавно стою, но, чувствую,закончится все очень плохо. Ветхий уж слишком карниз.

— Мама, — взревела Тамарка, — надеюсь, ты шутишь? Еслишутишь, то не смешно.

— Еще бы! А уж как мне не смешно, один карниз только знает.

— Как ты всегда не вовремя, Мама! — рявкнула Тамарка иразразилась площадной бранью. Ха! Не вовремя! Это когда о карнизе речь идет?

— Ладно, Мама, в последний раз, — в конце концов снизошлаТамарка, и я вздохнула с облегчением.

На этот раз все произошло значительно быстрей и прозаичней.В рекордно короткие сроки прибыл бронированный Тамаркин «Мерседес» одновременнос фургончиком МЧС. Сама Тамарка, подбоченясь, расположилась внизу и бодропринялась режиссировать мое спасение.

— Нет! Она чокнутая, но не из дурдома! — доносился до меняее зычный голос.

Одновременно, в окнах слева и справа, образовалисьспасатели.

— И не суицидная она… — разорялась внизу Тамарка, выдаваякомментарии и спасателям, и толпе. — Кого хотите до самоубийства сама доведет.И не лезьте за ней, иначе сверзится. Пусть сама! Пусть сама! Высоты, дура,боится. Снимайте аккуратно, она нужный обществу человек. Кто? Не знаю. Говорит,что гений. Да что там разбираться, сами видите!

Услышав это, я не только успокоилась, но и пришла в хорошеерасположение духа. Такая оценка от Тамарки, это что-то! Надо знать мою Тамарку.Наконец-то она признала, что я гений! После этого и умереть не жалко.

Я с благодарностью глянула вниз на подругу. Рядом с нейкрутился какой-то важный спасатель, видимо, начальник, а чуть поодаль мужичок вкуртке с эмблемой МЧС нацелил на меня видеокамеру.

— Тома! — крикнула я. — Пусть немедленно уберут этогокиношника! У меня поза невыгодная!

Крик мой до Тамарки не долетел, точнее, долетел, но не весь,потому что она отмахнулась.

— Стой где стоишь! — рявкнула она. — Сейчас спасут!

Я покосилась на оператора и решила, что деваться некуда: и внечеловеческих условиях придется оставаться женщиной. Являя чудеса акробатики,я героически начала принимать наиболее выгодную для съемки позу. Толпа внизуахнула, а спасатель из окна слева, правильно оценив обстановку, вежливо меняпроинформировал:

— Не нужно так нервничать. Все по закону. Мы обязаны сниматьнашу работу, чтобы потом не возникало претензий.

— Если не хотите, чтобы возникли претензии, скажите ему,пусть снимает слева, оттуда, где дерево, — безапелляционно потребовала я ипояснила:

— Оттуда выгодный план.

— Пленка сразу пойдет в архив, — заверил меня спасатель.

— И все же скажите ему, иначе я упаду. Выгодные позы и наземле непросто даются, а я на карнизе стою.

— Ладно, — паникуя, согласился спасатель. Не знаю, как онипереговаривались, но оператор сместился на нужную позицию, и я успокоилась,старательно улыбаясь.

Однако долго улыбаться мне не пришлось. Сразу же вслед заэтим два спасателя из окна слева подали тем, что в окне справа, две длинныеалюминиевые штанги, которые прижали меня к стене. Образовалось нечто вродеперил: одна штанга на уровне моих колен, вторая чуть выше пояса.

— Сможете передвигаться, держась за наше ограждение? —поинтересовались из окна справа.

— Передвигаться?!! Вы с ума сошли! — возмутилась я.

— Тогда мы вынуждены спуститься на карниз, — сообщили изокна слева.

Я тут же почувствовала, что вполне доверяю этим штангам.Выглядели они уже вполне надежно. И в самом деле, почему бы не попробовать.

Отпустив крюк, я вцепилась в верхнюю штангу. Боком, каккраб, сделала несколько шагов по направлению к окну, балансируя рукой с зажатымв ней мобильником.

— Бросьте телефон, — звенящим от напряжения голосом попросилспасатель.

— Об этом не может быть и речи, — останавливаясь дляпередышки, отрезала я и выразительно посмотрела на спасателя. — В прошлый разменя сняли прямо с телефоном. Неужели у вас квалификация ниже?

Видимо, аргумент оказался убедительным — спасатель махнулрукой и попросил:

— Постарайтесь придвинуться поближе к окну.

Я пару раз шагнула и ощутила на плечах и лодыжках сильныемужские руки. Как куклу, меня затащили в окно, и все это (о ужас!) запечатлелавидеокамера.

Вниз я спустилась уже не так эффектно, как в прошлый раз:всего лишь на лифте. Лифт сильно уступает пожарной машине. Это стало ясно, едвая вышла из подъезда: на этот раз толпа встретила меня жидкими аплодисментами.Зато Тамарка обрадовалась мне сверх всякой меры: обняла и даже расцеловала.