– Кто? – раздраженно спросила я.

– Оля, это я, – узнала я тихий, точно он только что выплыл из обморочного забытья, голос Вадима.

Кровь бросилась мне в голову. Да что же это такое?! Опять мне роль няньки играть?

– Иди домой, – приказала я, решив, что он пьян, – завтра встретимся. Я ложусь спать, а ты как хочешь.

Я действительно вернулась в спальню и, кипя негодованием, улеглась в постель. Но Вадим, похоже, совсем спятил. Он давил на кнопку звонка без перерыва. Чертыхаясь, я снова пошла в прихожую.

– Оставь меня в покое, – громко и возмущенно произнесла я, – ты уже вырос из детсадовского возраста, и у меня тут не ночлежка.

– Ванька у меня. Спит…

– Вот и ты спать отправляйся, – резко сказала я, – и дай мне поспать. Или милицию вызвать?

Меня бесила настойчивость Вадима, его уверенность в том, что я поругаюсь-поругаюсь, а потом все равно открою, согну колени перед алтарем гуманизма и слезливой филантропии.

И что вы думаете? Все так и вышло. Только любовь к ближнему была на этот раз потеснена эгоистическим желанием избавиться от надоедливого звонка.

Я открыла дверь и впустила Вадима в квартиру. Он, похоже, не ожидал от меня такой покладистости.

– Проходи в гостиную – и спать. Белье там так и лежит.

– Угу, – Вадим привычно разулся и прошмыгнул в гостиную.

Я прошла в ванную, поглядела в зеркало. Глаза красные, темные круги, тусклый, замученный вид. Я умылась, нанесла на лицо питательный крем и хотела было уже выйти из ванной, как дорогу мне преградил полураздетый Вадим. Он смотрел на меня умоляюще и грустно.

– Дай мне пройти, – сухо сказала я, – брось свои штучки.

Вместо ответа он еще ближе подошел ко мне. Его руки обхватили меня, и, прежде чем я успела сказать что-то угрожающе-возмущенное, долгий жадный поцелуй перекрыл мне дыхание.

Я попыталась вырваться, но кольцо рук оказалось железным. «Откуда только у него силы берутся, – пронеслось в голове, – браво, даже в такую критическую минуту ты можешь позволить себе толику юмора!»

Не знаю, что со мной начало твориться, то ли я вконец изнемогла, то ли отрицательная энергия, накопившаяся во мне и прямо-таки распиравшая меня, жаждала свободно излиться вовне, дабы восстановить природное равновесие, то ли… руки и губы Вадима оказались красноречивее слов… Короче… Я позволила себя отнести на кровать и раздеть. Я была как в горячке – не задавалась вопросами о том, продолжает ли Вадим любить Катерину или уже успел влюбиться в меня, сколько это продлится и какими глазами мы будем смотреть друг на друга завтра, когда нас настигнет чувство вины, неприятное, ноющее чувство двойного «предательства» по отношению к покойной.

Было что-то святотатственное, порочное и, возможно, потому терпкое и сладостное в наших объятиях. «Нет, нет, – вскипало в моем гаснущем сознании, – мы просто два уставших, намаявшихся человека, которые жаждут найти друг в друге опору хотя бы на краткое время… Мы подавлены, мы пере…»

Волна страстных поцелуев и разгоряченно-тяжелого дыхания Вадима накрыла меня с головой, но повлекла не на дно сонной Леты, а бросила в бурлящий горный поток – разнузданный, ревущий Терек…

Проснувшись, я взглянула на часы – половина восьмого. Нагое горячее тело Вадима лежало рядом. Он спал, приоткрыв рот. Одеяло сползло почти до бедер. Я села в постели и долго терла руками глаза. Мне не верилось, что это случилось. И все-таки мне меньше всего хотелось прикидываться этакой невинной, совращенной зеленым юнцом гимназисткой. Я набросила халат и бодро зашагала на кухню. Достала сок из холодильника и налила полный стакан. Приняла душ и принялась готовить завтрак, запрещая себе думать о том, что произошло, и стараясь всецело сосредоточиться на предстоящей задаче – поиске Харольда.

Шум воды, наверное, разбудил Вадима. Он вышел на кухню в чем мать родила и, прислонившись к косяку, нимало не смущаясь, с многозначительной улыбочкой следил за моими движениями.

– Надень что-нибудь, Аполлон Бельведерский, – шутливо обратилась к нему я, – и нос не задирай.

– А с чего ты взяла, что я его задираю? Скажи лучше, что чувствуешь себя не в своей тарелке, – пристально, но со своей неизменной улыбочкой посмотрел он на меня. – Я тоже, надо признаться, едва не забил тревогу, увидев тебя рядом с собой.

– По тебе не скажешь – сияешь как бриллиант. Да и вчера проявил завидную смелость и инициативу, – усмехнулась я. – А когда это ты меня видел, ты же спал как убитый? – спохватилась я, раскладывая по тарелкам омлет с беконом.

– Пару часов назад. Я как-то вдруг проснулся, – притворился озадаченно-задумавшимся Вадим.

Тот еще артист!

– И что же ты делал пару часов назад? – против воли улыбнулась я. – Вынь-ка из холодильника помидоры с огурцами, приготовь салат, все равно стоишь без дела и одеваться не собираешься, – я обдала его насмешливым взглядом.

– Как скажешь, – Вадим полез в холодильник, достал овощи и принялся их мыть в раковине.

Мои руки еще ночью оценили его худое и гибкое тело. Теперь тем же самым занимались мои глаза. У Вадима была тонкая талия, сильные руки, мускулистая спина, упругие ягодицы. По сложению он напоминал Гермеса – бога торговли и скотоводства, вестника греческих богов, покровителя путников. Правда, если бы Гермесу посчастливилось быть немножечко посубтильнее, в точности таким, каким и был Вадим, он был бы еще проворней и резвее.

– Так что ты делал?

– Смотрел на тебя, ты была свеженькая такая и улыбалась во сне, – хихикнул он.

Я бросилась на него с кулаками. В игровом задоре, конечно. Мой невинный порыв вызвал у Вадима далеко не невинное желание снова завалиться со мной в постель. Но решительно отвергнув его «грязные», но, чего уж греха таить, такие приятные домогательства, я отослала его на кухню (во время наших ликующих догонялок в замкнутом пространстве квартиры мы очутились в спальне) и схватила сотовый. Набрала номер гостиницы, в которой остановился Харольд. И услышала размеренно-церемонный голос… Вольфганга:

– Доброе утро, Вольфганг слушает.

– Здравствуйте. Я ваша коллега, фотокорреспондент тарасовской газеты «Свидетель» Ольга Бойкова, – обстоятельно представилась я, – мне нужен Харольд.

– А-а, Оля, – обрадованно воскликнул Вольфганг, словно знал меня со школьной скамьи, – Харольд мне говорил о вас. Нехорошо, нехорошо, вы ввергали Харольда в такую печаль.

Я вспомнила, как рассталась с Михаликом и усмехнулась. Не очень вежливо, конечно, рассталась, но мне было в ту минуту не до него.

– Ввергла, – мягким тоном поправила я Вольфганга, – так его можно услышать?

– Он только что уехал в аэропорт…

– Он улетает в Германию? – нетерпеливо перебила я Вольфганга – сердце у меня упало.