Утром Орнелла сообщила синьоре Кристине и синьору Фабио о том, что уезжает в Тулон, и не стала слушать никаких возражений.

Пересилив себя, Орнелла сняла черное платье и надела синюю юбку, белую блузку и коричневый корсаж из плотного сукна. Когда Корсика стала туманной и бесконечно далекой, она не сдержалась и заплакала. Ветер уносил ее слезы в море, и Орнелла думала, не является ли огромная чаша соленой воды тайным хранилищем человеческой скорби, копившейся в ней с незапамятных времен?

Орнелле казалось, что, покидая Корсику, она не приближается, а отдаляется от Дино, от матери, от Андреа, о чьей судьбе ей так и не довелось узнать.

Осень, зима и весна были полны боли, преодолевать которую ей помогало терпение, а еще — любовь и забота мужа. Он врачевал ее переломы своими нежными прикосновениями, ободряющими словами и ласковыми взглядами. Он заново склеил ее разбитое сердце и внушил ей желание жить дальше.

Тулон произвел на Орнеллу впечатление тревожного, хаотичного города. Она не была уверена, что осмелится в одиночку покинуть порт и углубиться в переплетения улиц.

Шум и резкие запахи казались невыносимыми. Ветер гнал по земле мусор, пыль летела в глаза. Лодки уныло покачивались, постукивая друг о друга деревянными бортами. Вода у причала казалась грязной, небо над головой — выцветшим; размазанные по нему облака были похожи на следы гигантских слизняков. Вокруг сновали толпы народа.

Орнелле чудилось, что на нее вот-вот кто-нибудь налетит, и она рассыплется на мелкие кусочки. Внешне она держалась стоически, между тем ее душа была похожа на открытую рану.

За время плавания на «Доминике» Дино научился сносно говорить по-французски и, дабы скрасить те длинные зимние вечера, которые ему доводилось проводить дома, пытался научить языку и Орнеллу. Она слышала знакомые слова, но не была уверена в том, что поймет собеседника, если к ней кто-нибудь обратится, или сможет с кем-то заговорить.

Когда Орнелле захотелось есть, она попыталась заглянуть в один из портовых кабачков, откуда пахло жареной рыбой, но быстро выскочила обратно, увидев толпу горланящих и пьющих мужчин, которые восседали в глубине прокуренной комнаты на хромоногих стульях.

Наконец она решилась покинуть порт и принялась неловко пробираться вдоль стен домов. Ее задевали и толкали, порой обругивали, один раз она едва не угодила под колеса экипажа. Вся ее дерзость, ловкость и смелость, порожденные жизнью на острове, ни на что не годились в большом городе. К тому же Орнелла еще не вполне окрепла после болезни, и ноги едва несли ее по улице.

Наступил вечер. Улицы окутал бархатный сумрак, по небу рассыпалась горстка звезд. Орнелла инстинктивно свернула в проулок, где горели самые яркие фонари, и очутилась в том самом квартале продажной любви, который некогда посетил Дино.

Муж никогда не рассказывал ей об этом, потому Орнелла не могла понять, откуда здесь взялось столько празднично одетых, точнее полураздетых и ярко накрашенных женщин. В таких городах, как Тулон, бордели открывались в восемь вечера, а закрывали свои двери через два, три или четыре часа после полуночи. Двери эти зачастую выходили прямо на тротуар и отделялись от улицы тонкой занавеской. Ночи в портовых кварталах проходили бурно, рабочие, солдаты и матросы почем зря дубасили друг друга в пивном чаду, потому нередко в дверных проемах мелькали звериные лики вышибал.

Орнелла не знала, снится ли ей страшный сон или она угодила в ад. Пытаясь покинуть странный квартал, она заплутала так, что уже не чаяла выбраться. Она боялась спросить дорогу, шарахалась от мужчин, которые пытались придержать ее за локоть, и провожала изумленными взглядами женщин, которые крутили бедрами, выпячивали груди, улыбались, смеялись, выставляя себя напоказ.

В конце концов усталость, жажда и голод сделали свое дело: в глазах потемнело, и Орнелла упала в обморок прямо возле входа в одно из заведений.

Она очнулась через несколько минут внутри помещения. Яркий свет, отражавшийся в висевших на стене зеркалах, создавал обманчивое впечатление роскоши. На самом деле обивка стульев и кресел местами была протерта до дыр, на столах виднелись следы от пролитых напитков, решетки на окнах заржавели, на полу валялся мусор.

Какая-то женщина с необъятной грудью, затянутая в бархатное платье, с искусственными цветами в пышно взбитых волосах и сильно подведенными глазами протянула Орнелле стакан с водой. Она была не одна: рядом стоял громила с тупым лицом, и толпилось несколько полураздетых девушек, напоминающих стайку ярких бабочек.

Орнелла села и попыталась отползти назад. Бежать было некуда — выход загородили люди. Заметив неподалеку пустую бутылку, она быстро схватила ее и, не раздумывая, ударила о край стола: вокруг блестящим дождем разлетелись осколки, а в руках Орнеллы оказалось опасное оружие.

— Ого! — только и сказал громила, а девушки испуганно защебетали.

— Дайте мне уйти, — твердо произнесла Орнелла.

Хозяйка не поняла ни слова и покачала головой.

— Откуда ты взялась? — сокрушенно промолвила она и спросила у кого-то: — Алонсо уже пришел?

— Да, мадам.

— Позовите его. Пусть он с ней поговорит.

Орнелла продолжала сидеть на полу, сжимая в пальцах осколок, и с опаской разглядывала столпившихся вокруг женщин. Внезапно они расступились, пропуская какого-то человека. Это был бедно, но опрятно одетый черноволосый юноша с тонким смуглым лицом. Он бесстрашно подошел к Орнелле и спросил:

— Кто ты? Как тебя зовут?

Услышав итальянскую речь, она немного успокоилась, к тому же голос юноши звучал спокойно и мягко.

— Орнелла.

— Меня — Алонсо. Дай мне руку!

— Еще чего! — воскликнула она и вдруг заметила, что собеседник — слепой. Взгляд его темных, лишенных блеска глаз был непроницаемым, неподвижным. Казалось, он внимательно смотрит куда-то вглубь себя, хотя на самом деле Алонсо просто чутко прислушивался к тому, что творится вокруг.

Орнелла подала ему свободную руку. Он помог ей подняться и спросил:

— Ты кого-то ищешь?

— Я заблудилась, — сказала Орнелла и призналась: — Вообще-то я не знаю, куда мне идти. Я приехала в Тулон, чтобы найти работу. Мне нужно достать сто франков, чтобы внести выкуп за мужа.

— Откуда ты?

— С Корсики.

— Ты попала сюда случайно, ведь так? Тебя не интересует работа в таком заведении?

Орнелла содрогнулась от отвращения. Почувствовав это, Алонсо повернулся к хозяйке и сказал:

— Эта женщина заблудилась. Она приехала с острова и не знает здешней жизни. Я провожу ее и вернусь.

Хозяйка, вышибала и девушки молча отступили, освобождая проход.

Алонсо уверенно двигался по давно изученной дороге, Орнелла следовала за ним, не выпуская из рук осколка. Постепенно квартал красных фонарей остался позади, ему на смену пришел обычный портовый район, обитаемая окраина Тулона, проще говоря, городские трущобы. Осыпавшаяся штукатурка, полусгнившие доски, запах нечистот, шелудивые собаки, подозрительные личности, шныряющие в темноте, лишь кое-где разбавленной жалкими лужицами света, — видя все это, Орнелла то и дело оглядывалась в поисках неведомой опасности.