— Говори, что делать!

— Сказать людям, готовиться, прятаться. Спешить!

Если буря настигнет, он предлагал с головой укрыться одеялом или плащом, дышать через тряпку. Иначе песок задушит. Смерть!

Царя охватило состояние, схожее с тем, когда предстояла схватка с неизвестным сильным противником. Воины рассредоточились, устроились близко к скале, сделали, как говорил проводник. Погонщики уложили верблюдов, сами укрылись за ними. Людей не покидало чувство тягостного ожидания неизбежности…

* * *

Утомительно тянулось время, но ничего не происходило. Люди уже думали, что проводник ошибся или беда прошла мимо, как вдруг солнечный диск покрылся завесой пыли, внезапно поднятой с земли, и принял угрожающе кровавый цвет. Воцарилась давящая тишина, а следом послышались… стоны и вопли, исходящие из огромной надвигающейся на лагерь стены песка и пыли…

Задрожала земля. Стало трудно дышать. В лицо ударили упругие волны горячего воздуха; потоки исходили откуда-то снизу, резко вырывались высоко вверх, чтобы с невероятной силой, гулом и скрежетом обрушиваться на отряд. Через мгновение страшный удар потряс место, где люди и животные искали спасение. День превратился в ночь, в которой властвовали демоны зла… Под бешеным напором воздуха песок выдувался из-под ног, вытекал, будто вода из опрокинутого сосуда, чтобы, подхваченным озверевшим ветром, уноситься прочь. Люди пытались удержаться на ногах, падали, боясь поднять голову; их сразу засыпал песок, исподволь готовя непременную могилу… Горячий воздух врывался в легкие, обжигая внутренности; песчаная взвесь проникала в глаза и уши, лезла в нос и рот, не давая возможности дышать. Они раскрывали рты, пытаясь раздобыть хотя бы глоток спасительного воздуха, ещё разок вздохнуть. Взамен получали порции песка, оседавшего в груди, разрывая изнутри на куски…

Привычные ко всему верблюды отворачивались, глухо стонали. Сонмища злых колючих песчинок, сталкиваясь в бешеном вихре, продолжали наполнять воздух противными слуху звуками, вызывая панику у обезволенных страхами воинов…

* * *

Прошла вечность, пока самум утихомирился, внезапно, как и начался… Умолкли грохочущие звуки недружелюбной природы, осела пыль… Ржавые облака очистили от себя небо, незваные сумерки исчезли, уступив место дневному свету. После пережитого вновь увидеть солнце показалось благодатью, спасением.

Лагерь постепенно оживал; люди зашевелились, откапывая самих себя и соседей. Троих воинов спасти не удалось, задохнулись. Имошаг объяснил, что они недостаточно укрылись одеялами. Командиры посоветовались со жрецом, как поступить; решили оставить в своих могилах, совершив обряд богу подземного царства Аиду.

Самум безжалостно прокатился по пустыне, уничтожив привычные для проводника ориентиры. Имошаг растерянно кружился на месте, высматривая дорогу, а когда поднялся на вершину бархана, радостно закричал:

— Птица!

Все глянули в сторону, какую он указывал. Тёмная точка летела к ним на небольшой высоте.

— Ворон! — признал Птолемей. — Зевс послал своего проводника! Там жильё!

— Ты уверен, что они добрые посланцы? — недоверчиво спросил Гефестион. — Ворон посланец бога войны Ареса. Они предвещают смерть. Нельзя идти за ними!

Александр прекратил спор:

— Раскаркались! Зевс послал дождь нам во спасение, уберёг от смертельного самума. И всё ради того, чтобы привести нас к смерти?

Он рассмотрел ещё одну птицу.

— Два ворона направляются к нам. Если проводник дороги не знает, они приведут нас к людям. Следите за ними!

Птицы долетели к ним, совершили облёт и повернули в обратную сторону.

— Идём туда, — показал Имошаг. — Там Сива.

Слова проводника и вид живых существ в небе вселили надежду воинам отряда. Птицы улетали вперёд, затем возвращались; гортанно перекликаясь между собой, они поглядывали сверху на людей и, будто удостоверившись, что все следуют за ними, возвращались, летели в прежнем направлении. Угадывая в этом доброе предзнаменование, македоняне приободрились, к ним вернулись силы и уверенность в удачном завершении похода. Воспоминания о пережитых трудностях отходили в небытие, словно всё происходило не с ними или в дурном сне. Верблюды тоже почувствовали перемену, не нервничали, шли степенные, невозмутимые.

Прошёл день и ещё ночь, когда утром раздался голос проводника:

— Сива!

Люди разглядели гребень над линией раздела желтой пустыни и высокого голубого неба. Несмотря на усталость, воины прибавили шагу и вскоре увидели рощи финиковых пальм и стены, ограждающие оазис от смертоносного дыхания пустыни. Они действительно видели Сиву!

Перед воротами стояли какие-то люди…

СОН НАЯВУ

Проводник в нерешительности остановился, оглянулся на царя. Александр продолжал идти, пытаясь разглядеть лица. По белым накидкам и бритым головам со сверкающими от масел макушками признал жрецов. Их торжественный вид свидетельствовал о том, что они вышли его встречать… Вперед выступил старец с леопардовой шкурой на плече — признак высокого сана; на это указывали набедренная повязка, прошитая золотыми нитями, и кожаные перчатки. Смуглое лицо, изборождённое глубокими морщинами, выражало почтительное смирение и одновременно любопытство. Взгляды их встретились…

Неожиданно Александр понял, что знает это лицо. Нектанаб?! Но как тот вещий старец, привидевшийся в давнем сне, оказался здесь? Хотя Нектанаб говорил, что они могут ещё встретиться…

Жрец, тщательно подбирая слова по-гречески, произнёс с возвышенным пафосом: «О, пайдион!», что означало: «О, сынок!»

Уставший от дороги, поражённый неожиданной встречей, Александр услышал: «О, пай Диос!», или «О, сын бога!», обрадовался неожиданному приветствию.

— Амон сообщил мне о твоём посещении. Вот прочему мы встречаем тебя, как сына бога.

Старец догадался, что произошло недоразумение, пояснил двусмыслицу:

— Бог эллинов Зевс и египетский бог Амон братья близнецы. Как Зевс, наш Амон — отец всех людей. Лучших из них он называет своими сыновьями. Поэтому я приветствую тебя, как божественного сына. Ты доказал это, пройдя испытание пу стыней. Ты не пустыню преодолел, а утвердил себя в своей боже ственной избранности. Амон объявит народу Египта о появлении своего избранного сына.

Старец приблизился к царю и тихо спросил.

— Я слуга Амона. О чём хочешь спросить у него? Скажи мне.

— Узнать истину.

— Так и будет.

Старец показал на стоявшего за ним жреца.

— Он укажет твоё пристанище на сегодня. Найдешь в нём воду для омовения, еду. Я приду ночью, проведу в жилище бога. Твои люди тоже найдут отдых.

* * *

За воротами из ливанского кедра открылась картина удивительной местности. Пальмовые рощи, кустарники яркой разноцветии, изумрудная зелень травы у водоёмов; лазоревая вода. Воины отряда, проходя по Сиве, не удержались от восторгов при виде этого праздника жизни; здесь поверили, что мучения закончились. Неподалёку от дороги им встретился ручей, на дне суетились рыбёшки. Строй в отряде распался сам собой; воины сбрасывали пропылённые и просоленные от пота одежды и бежали к воде. Но жрец закричал что-то на своём языке. Имошаг объяснил, что купаться нельзя, вода слишком холодная. Странно слышать, поскольку в это время солнце припекало безжалостно.

Как позже узнали македоняне,