А те, разумеется, не замечали новой опасности. Коткас как раз бросился вперед, нанес несколько быстрых ударов, заставив Меелита прикрыться сверху, потом сразу подпрыгнуть, чтобы уберечь ноги; вслед за тем Меелит сам нанес удар, заставив Коткаса уйти в сторону и назад. Слух Снефрид уловил несколько быстрых глухих ударов один за другим, но на площадку она даже не взглянула. Главная угроза Меелиту исходила не от Коткаса.

Снефрид вскинула жезл вёльвы и провела им сверху вниз, чертя в воздухе руну Льда. И заговорила:

Скульд, уходи!

Тебя изгоняю!

Мужа младого

Коснуться не смей!

Жезлом укрощенья

Ударю тебя,

Изгоню тебя в Хель,

Коль ты не отступишь.

Три нужды ты познаешь

И девять несчастий,

Змей тебя будет

Неистовый жалить…

Едва начав произносить эти строки, Снефрид ощутила, что сама и стала первой, на кого они оказали действие – она начала стремительно расти, как будто каждое слово было ступенькой, по которым она поднималась шаг за шагом, возносясь над землей. Ее охватил жар, голубой свет в жилах сменился ощущением текучего пламени. Она росла и росла, взмывая над скалой; фигурки людей уже остались внизу, и жертвенник казался кучкой камней, и ей уже было легко заглянуть в море за краем обрыва. Шлемоносная Дева оказалась сперва напротив – Снефрид видела, как повернулось к ней прекрасное лицо, как широко раскрылись серебристые глаз, как опустилось копье в ослабевшей от изумления руке. И вот она уже была внизу – Снефрид смотрела на нее сверху, Скульд была меньше нее, и в ее глазах изумление сменилось испугом.

Волки терзать тебя

Станут отныне,

Вороны кости

Твои раскидают.

Станешь служанкой ты

Мерзостным троллям,

И турсам ужасным

Ты будешь женою.

Ты разгневала Фрейю,

Скульд неразумная,

Навлекла ты богини

Неистовый гнев!

Голос ее гремел, раскатываясь над морем. В угрожающем жесте Снефрид подняла жезл и вдруг обнаружила, что сжимает в руке копье, настоящее боевое копье, направляя его на Скульд.

Скульд вскинула щит, прикрываясь, и в тот же миг Снефрид метнула копье в противницу. Это движение показалось ей привычным, и силы в руках было достаточно. Словно белая молния, копье ударило в щит, раздался громовой удар, и Скульд исчезла.

Снефрид исчезла тоже.

Потом она очнулась, сидя на каменистой земле, в известковой пыли, и прислоняясь к чему-то твердому. Открыв глаза, обнаружила, что опирается на жертвенник. Она сидела на земле позади него, а в правой руке был судорожно зажат жезл вёльвы.

Доносились выкрики и стук мечей по щитам. Поединок еще продолжается? Сколько прошло времени? И где Скульд?

Цепляясь свободной рукой за плиты жертвенника, Снефрид встала на ноги и бросила жадный взгляд на площадку. Поединок продолжался, никто из противников не был ранен. Выглядели они не намного более уставшими; похоже, пока Снефрид сражалась со Скульд, для смертных прошло лишь несколько мгновений. В ее сторону никто не смотрел – появления Скульд и вмешательства в дело Снефрид эйсты не заметили. В голове стоял гул, перед глазами мелькали огненные пятна, и снова ее охватило мучительное ощущение, будто ее огромной душе отчаянно тесно в этом маленьком человеческом теле. Она взмокла от пота, и ее пробирала зябкая дрожь. Опираясь о жертвенник, Снефрид оглядела берег и небо, но никаких валькирий поблизости больше не приметила.

Но радоваться было рано. Коткас, не такой проворный, как более молодой Меелит, лучше умел рассчитывать свои силы. Он заметно потеснил Меелита к краю площадки, и тому все труднее было отражать удары. Еще немного – и он окажется вытолкнут или ранен. Осознав это, Снефрид похолодела: она спасла жизнь Меелита, но могла потерять свою свободу! То, что ей придется в самом деле выйти за Коткаса и жить с ним, она и вообразить не могла, однако, проиграй сейчас Меелит, выпутаться из этого дела будет куда сложнее. И хорошо еще, если обойдется без крови.

Едва Снефрид успела испугаться, как нечто новое отвлекло ее – повеяло запахом сильного летнего дождя. Над площадкой что-то мелькнуло, в схватке снова появился третий участник. Но не женщина в кольчуге, а птица – крупный черный ворон. Вынырнув прямо из воздуха, он бросился к лицо Коткасу, целя когтями ему в глаза. Коткас успел отпрянуть, но отлетел к середине площадки, невольно дав Меелиту возможность отойти от края. А ворон метнулся следом, взмыл над щитом, которым Коткас хотел прикрыться, и снова напал на него сверху.

Вокруг площадки поднялся гомон, но скорее удивленный, чем испуганный. Меелит стоял, снова готовый в бою, прикрывшись щитом и восстанавливая дыхание, но его взгляд был прикован только к Коткасу. Ворона видели лишь двое – Снефрид и сам Коткас. На лице Коткаса было изумление; он пятился, прикрывался щитом, даже пробовал отмахнуться мечом от ворона, но тот, перемещаясь со скоростью мысли – куда там настоящим птицам, – все время оказывался сверху. Его когти уже сорвали с Коткаса синюю шапку с бронзовыми спиральками, и она валялась посреди площадки; светлые волосы были всклокочены, лоб расцарапан, на глаза текла кровь. Люди вокруг площадки кричали от изумления, кто-то подался ближе, кто-то пятился, но никто не понимал, что происходит. Все видели, что Коткас, забыв про Меелита, ведет какую-то другую схватку, с каким-то другим противником – но этого противника никто не видел! С кем он борется, кто нанес ему раны?

Ворон снова метнулся к бойцу и вцепился когтями в его руку с мечом. Коткас вскрикнул от боли и выпустил рукоять.

Тогда случилось еще более невероятное: на глазах у людей меч Коткаса, вырвавшись из руки, не упал наземь, а взмыл в воздух! Люди кричали, не веря своим глазам. Коткас прыгнул, пытаясь поймать свое оружие, но то уже парило в воздухе выше человеческого роста. Птицу, державшую в когтях рукоять, по-прежнему видели только Снефрид и сам Коткас.

– Стой, семя Туони! – хрипло, яростно крикнул Коткас и подпрыгнул, пытаясь схватить меч.

Ему это почти удалось – его ладонь коснулась клинка и, разумеется, он порезался. Шипя от боли, Коткас отскочил, а меч сам собой полетел в сторону моря. Тряся рукой, с которой наземь лилась кровь, Коткас бросился за ним, еще раз подпрыгнул, не сумел вовремя остановиться – и сорвался с обрыва.

Над площадкой взмыл общий крик,