подходящего места в своем сознании. Он был так похож на человека, и все же каждое его слово напоминало ей, что он не человек. Никогда им не был и не будет. Ей хотелось прикоснуться к нему – даже сейчас, когда ей было о чем побеспокоиться и без этого, – чтобы понять, существует ли его человеческий облик или только видится ей? Если она попытается его коснуться – не пройдет ли ее рука насквозь его призрачную плоть и не упрется ли в камень?

Хравн Черный улыбнулся – понимающе и с удовольствием, и Снефрид опомнилась: да ведь он, наверное, и мысли ее тоже видит!

– Многие женщины знают, – зашептал он, доверительно наклонившись к ее лицу, хотя его и так никто больше не слышал, – что мужчины моей породы в известных делах ничем не отличаются от ваших, только лучше…

Снефрид было попятилась, но заставила себя остаться на месте. О таких связях рассказывают немало – да ее собственный прадед был плодом союза человека и женщины-альва, – но с Хравном Черным она встречается вовсе не для «известных дел».

Взгляд его ярких серовато-голубых глаз пронзал ее сердце, от него в груди разливался жар и стекал вниз, в живот, а по коже пробегал озноб. Невольно думалось – решись она довериться его объятиям, это будет такое приключение, какое смертная женщина и вообразить-то не может…

И Хравн Черный ей подмигнул, будто одобряя эти мысли.

– Ты хотел мне рассказать что-то важное! – С усилием Снефрид отбросила их, совершенно сейчас неуместные, и покосилась в сторону людей на опушке. Дико было любезничать с обнаженным альвом на глазах у трех десятков свидетелей, и хотя она знала, что его никто не видит, быть спокойной не могла. – Помоги мне разобраться. Что все это значит? Что за сон видел Коткас? И как мне быть? Я не хочу, чтобы меня выдавали замуж за этого кривоносого орла, и не хочу, чтобы кто-то здесь бился на поединке! Можно ли как-то заставить их примириться без моей свадьбы и без кровопролития? Мне не нужны тут никакие новые мужья, мой муж меня ждет в Гардах!

– Помнишь, я говорил тебе…

Хравн Черный еще придвинулся к ее лицу и зашептал в самое ухо; против воли Снефрид не столько внимала его словам, сколько улавливала тепло его дыхания – да есть ли это тепло? – и прислушивалась к ощущениям его близости, пытаясь понять, схож ли он в этом с человеком. От него веяло запахом сильного летнего дождя – свежим и пьянящим, когда кажется, что сама земля раскрывается навстречу страсти неба, – и прохладой, которая застревает в перьях птицы, вернувшейся с высоты…

– Я говорил тебе: Всеотцу неугодно, чтобы ты добралась до Гардов и нашла твоего мужа. Это его замысел – чтобы здесь ты обрела другого мужа и отказалась от того, прежнего.

– Но я вовсе не собираюсь… – с возмущением начала Снефрид и прикусила язык, сообразив, что отвергает волю самого Одина.

Но и смириться с такой волей она никак не могла. Подумайте – Коткас! Хоть он и был на вид мужчиной не хуже других, Снефрид не видела в нем ровно ничего привлекательного. Добро бы еще кто-то из своих людей, в Свеаланде – но здесь она даже языка своего «жениха» не знает! Здесь ей нельзя жить – можно только томиться, как Фрейя в плену у великанов!

– Всеотец уже посылал тебе супруга из своих людей, самого лучшего, какой только есть, – напомнил Хравн Черный. – Красивого, отважного, знатного родом, победоносного и даже облеченного властью. Его ты отвергла. Никого лучше Эйрика у Всеотца нет, вот он и назначил тебе этого отважного витязя…

– В наказание за строптивость! – подхватила Снефрид. – За то, что я знаю свой путь и не позволяю сбить меня даже самому Всеотцу!

Хравн Черный посмотрел ей в глаза – во взгляде его было сочувствие и понимание, и все же его глаза казались двумя окнами в небо, где на самом дне – или в самой дальней выси, – поблескивали молнии. От их взгляда в упор Снефрид пронзила дрожь, эти искры проскочили по всем ее венам.

– Она тоже упряма и строптива, – прошептал он. – Его возлюбленная и соперница, которая от начала времен все гнется и выпрямляется, никнет и восстает, поддается, но не покоряется.

– Так он борется не со мной, а с нею, – Снефрид догадывалась, что ее покровительницу не нужно называть по имени. – Она, что и говорить, для него более подходящий противник!

– Благодаря Эйрику ты и Всеотцу не чужая. Часть его силы – в тебе, и он не может обойтись с тобой слишком уж сурово…

– Есть ли у меня достойный выход? – прямо спросила Снефрид.

– Если хватит сил, найдется и выход. Всеотец желает, чтобы Коткас получил право на тебя и чтобы в предания этого края вошла сага о похищенной невесте, за которую жених заплатил жизнью…

– Он хочет убить Меелита? – в ужасе воскликнула Снефрид, так громко, что Арво замер с колотушкой в руке и поднял на нее глаза.

– Всеотец пришлет за ним валькирию. Ту самую, что под видом Снежной Звезды – Луметахт на здешнем языке – явилась во сне Коткасу и посулила ему этот брак.

– Так он видел во сне валькирию? И она приняла мой облик?

– Не совсем так, – Хравн Черный слегка засмеялся. – Это ее собственный облик.

– Но как это может быть, если он принял ее за меня? Или меня за нее?

У Снефрид голова шла кругом, хотелось плакать от досады и рычать от злости, как это делает Лейви. Боги и духи играли с нею, а она понимала в этой игре не больше, чем кукла с соломенной головой.

– Ничего сложного, – Хравн Черный нежно коснулся ее виска, заправляя выбившуюся из-под чепчика прядь светлых волос, и Снефрид пробрала дрожь от самой мысли, что ее касается дух. – Это и ее облик, и твой. Ты все поймешь, когда узнаешь ее имя…

– Что это за имя?

– Скульд Серебряный Взор. Дочь конунга альвов.

От потрясения Снефрид отпрянула. Скульд? Та волшебная женщина, что когда-то давно на йоль явилась в дом к Асбранду Снежному, предку Снефрид по отцу, провела с ним ночь, а через год вручила ему их общего младенца-сына?

«Даже младшая из Дев Источника, твоя прапрабабка Скульд, покинула меня и ушла к Одину…» – рассказывала Фрейя, когда впервые приснилась ей, еще на острове Алсну перед отплытием.

Скульд служит Одину и в этой игре выступает против Снефрид! Ну разумеется – власть над нею Одина сильнее, чем обязанность помогать