— Совершенно с тобой согласен! — раздался сзади голос Никифора.

Обрадованный Клинец оглянулся, приветствуя нашедших его друзей. Шумило и Никифор с удивлением воззрились на оборванного спутника их друга, и Дмитрий туг же пояснил:

— Это восточный мудрец Рашид, он долго жил в Китае. Я познакомился с ним только сегодня, но уже решил взять его к себе на службу.

Грек и новгородец пожали плечами, но не стали обсуждать эту тему. Их больше волновало другое: они, как и Дмитрий, потеряли из виду ассасинов. Теперь, чтобы спасти положение, оставалось только одно: немедленно прорываться к эгемону и предупреждать его об опасности.

Но это казалось чистым безумием сейчас, когда эгемон, окруженный огромной свитой, шествовал от церкви Богородицы до церкви во имя Дмитрия. Люди перед городскими воротами волновались, становились на цыпочки и вытягивали шеи, чтобы разглядеть торжественную процессию. Впереди, прокладывая дорогу, двигался отряд молодых воинов на арабских скакунах. За ними на небольшом расстоянии шел сам эгемон в окружении пышной свиты. Трудно было представить, чтобы убийцы дерзнули совершить нападение сейчас, при огромном стечении народа, пробившись сквозь ряды слуг и воинов. Впрочем, Дмитрий знал от Юсуфа, что фидаи часто делают из убийства настоящее представление, совершая его у всех на виду, в церкви или мечети, — особенно если убивают из мести или ради угрозы. Оставалось надеяться лишь на то, что для убийства за деньги они дождутся более спокойной обстановки.

Дмитрий внимательно вглядывался в лица людей из свиты. Он знал основную примету человека, к помощи которого следует прибегнуть, чтобы удостоиться внимания эгемона. Тарасий Флегонт, как обрисовал его Юсуф, отличался огненнорыжей шевелюрой и бородой, что делало его заметным в толпе.

Он имел младший придворный чин кандидата, но этого было достаточно, чтобы его, как представителя константинопольской знати, принимали при дворах самых видных наместников.

Именно к Тарасию Флегонту следовало пробиться с секретным посланием сирийского купца.

Беспокойно переводя взгляд с одного лица на другое, Дмитрий вдруг даже покачнулся, словно оступившись на ровном месте. Чуть позади эгемона шла молодая красивая женщина — его жена. Несмотря на ее пышные одежды и слой грима, Дмитрий узнал в ней ту, которую пять лет назад видел либо в простом платье, либо вовсе без всяких одежд. «Неужели?.. — подумал он, растерявшись. — Возможно ли такое совпадение? Но это она — Хариклея Цакон, сомнений нет. Что ж, она вполне способна нанять убийц. А я не смогу ее обличить. Ей нетрудно будет доказать, что мы знакомы, и она представит дело так, будто я клевещу на нее из ревности».

Теперь, узнав, как опасен враг, Дмитрий почти не верил в спасение эгемона. И все-таки надо было как-то действовать, что-то предпринимать… Рыжие кудри Тарасия горели на солнце, и не заметить их было невозможно. Дмитрий устремился вперед, к этому спасительному рыжему пятну.

Эгемон, между тем, уже вступил в храм, где началась торжественная служба. За ним последовала свита и простой народ. Нелегко было продраться сквозь толпу, которая давно уже караулила пышную процессию у стен храма. Когда Дмитрий, наконец, подобрался к Тарасию, под сводами церкви зазвучало прекрасное, совершенное по мастерству пение, исполняемое мужскими и женскими голосами. Пели монахи и монахини, стоявшие в левом крыле храма. Дмитрий понимал, что секрет этого чудесного хора — хорошая певческая школа и природой данные голоса, но на мгновение ему показалось, что поют ангелы, а не земные мужчины и женщины из плоти и крови. Такое же чувство нередко охватывало его на службе в Киевской Софии, где был столь же прекрасный хор… Дмитрий посмотрел на лица прихожан, просветленные восторгом веры. Казалось нелепым в такие торжественные минуты думать о суетных мирских делах, и все-таки ничего другого Дмитрию не оставалось. Он решительно тронул Тарасия за плечо. Кандидат недовольно оглянулся на незнакомца, посмевшего тревожить его во время праздничной службы. Дмитрий тут же показал ему письмо с печатью Юсуфа. Тарасий мгновенно узнал эмблему, и в глазах его сверкнул живейший интерес. «Прочти немедленно, — прошептал Клинец, наклонясь к самому уху Тарасия. Речь идет о жизни наместника».

Когда окончилась служба, Тарасий Флегонт уже знал содержание письма. Взгляд, который он бросил на Дмитрия, был исполнен тревоги и недоумения. Склонив голову к собеседнику, Дмитрий тихим голосом пояснил:

— В городе мы потеряли ассасинов из вида. Но я уверен, что они где-то здесь, совсем близко.

— А кто нанял убийц? — спросил Тарасий столь же тихо. — Кому мешает наместник? Юсуф побоялся доверить эту тайну бумаге.

Дмитрий выразительно посмотрел вслед группе наизнатнейших, среди которых сверкала в расшитом золотом наряде Хариклея. Тарасий либо не понял, либо побоялся понять этот взгляд.

— Надо спешить, — встревоженно сказал Дмитрий. — Нападения можно ожидать в любую минуту. Тарасий, ты должен сейчас же предупредить эгемона.

Они прошли вперед, догоняя знатную процессию.

— Погоди, — вдруг сказал кандидат. — Сию минуту он меня все равно не выслушает. Наместник немного хворает, и сейчас лекарь сделает ему кровопускание. А я как раз переговорю с начальником охраны, чтобы позволил мне войти в палатку.

Палатка, о которой шла речь, была приготовлена специально для эгемона, чтобы он по дороге от храма до своего городского дворца мог отдохнуть и выполнить предписанные медиком процедуры. Дмитрий увидел, как наместник и двое его приближенных поворачивают в сторону палатки, а вслед за ними направляются лекарь и цирюльник с бритвой и тазом. Провожая их глазами, Дмитрий насторожился. Что-то знакомое почудилось ему в облике гладковыбритого цирюльника. Да, фидай был с усами и бородой и одет совсем иначе, но все же… «Бог мой, отравленное лезвие!..»

В следующую секунду Дмитрий сорвался с места и с криком «Убийцы!» кинулся к палатке. Услышав его голос, ассасин решил ускорить выполнение своего мрачного дела и уже нацелился бритвой на жертву, — но тут рука Дмитрия отвела в сторону отравленное лезвие. Убийца бросился на неожиданное препятствие и сразу же полоснул Клинца по руке между локтем и запястьем. Дмитрий еще не успел осознать, что все кончено, что он теперь обречен, — а фидай уже лежал на земле, сбитый с ног каким-то непостижимым ударом Рашида. Но в последний момент ассасин, следуя законам своего ордена, успел провести лезвием себе по горлу.

Рашид бросился к Дмитрию и сдавил ему руку повыше раны.

— Скорее перетяни руку ремнем, а я отсосу яд! — крикнул он лекарю.

Из толпы выбрался Тарасий, а вместе с ним — молодая девушка с копной таких же рыжих кудрей, как у него. Наклонившись к раненому, девушка воскликнула:

— Надо срочно дать противоядие!

— Но где его взять? — с тоской спросил Рашид.

— Сейчас я за ним пошлю, оно в доме, где мы остановились.

— Держись, купец, — сказал Тарасий, с тревогой глядя в глаза Дмитрию. — Наместник даст тебе лучшего врача. Да и моя дочь Кассия разбирается в лекарствах.