Или, скажем, она записывала в блокноте: «Я сижу на лекции и притворяюсь, что слушаю. Рядом со мной на столе лежит сломанный карандаш». И представлялось ей, что пройдет время и не будет лекций, не будет сломанного карандаша на столе – а в этой записи в блокноте время останется навеки замороженным. Свершившимся.

Вот и теперь, прежде чем войти в магпункт к Гробыне, она быстро подошла к подоконнику и, наклонившись, ножом чиркнула по дереву.

– Когда я подойду к зарубке в следующий раз, мне будет смешно, что я тряслась и боялась войти к Склеповой! – успокоила она себя и решительно толкнула дверь.

Ягге в магпункте не было. Таня направилась к ширме. Кавалеры грозили ей шпагами, дамы – зонтиками, и все разговаривали нарисованными голосами. Их реплики всплывали в облачках, как это бывает в комиксах.

Не обращая на них внимания, Таня заглянула за ширму. Кровать Гробыни показалась ей пустой. Она начала поворачиваться, чтобы уйти, но тут ее окликнули.

– Эй, Гроттерша! Принесла мешок из-под костей? Где моя «смерть гламуру»?

Таня увидела Гробыню. Склепова лежала, закинув руки за голову. Таня едва узнала ее. Это была не Гробыня, а ее оторвавшаяся тень. Сквозь грудь и плечи просвечивала подушка. Скомканная простыня валялась на полу.

Таня поспешно сунула Гробыне мешок с теми вещами, которые Склепова заказывала. Гробыня мешок взяла, но заглядывать в него не стала и равнодушно кинула рядом с тумбочкой.

– Ты меня едва увидела! Я стала призраком! – заявила она.

– Да не! Ерунда! Я думала, ты спишь! – Таня сама удивилась, как быстро соврала.

Гробыня усмехнулась.

– Хочешь повеселиться? Подними меня! – потребовала она.

Таня веселиться отказалась. Тон Склеповой ей не понравился.

– Лучше я Гуню позову!

– Не надо никого звать! Ты оторвешь меня одной рукой. А скоро и одним пальцем. А однажды кто-нибудь забудет закрыть двери, и меня унесет сквозняком! Правда, смешно? Сквозняк тащит человека и ударяет его о стены! Ха-ха-ха!

– Перестань, Гробо! Не надоело себя жалеть? Несет сквозняком – вцепись зубами в шторы! – сказала Таня.

Гробыня поджала колени к груди и рывком села.

– Просто досадно! Столько сюда прорывалась, готовилась к Гонкам, а тут… Все, проехали! Где там мой мешок?

Склепова рылась в мешке и ругала Таньку, что та все напутала.

– Что ты притащила? Помаду! А я что просила? Помаду! Гроттерша, ты вечная сиротка!

– Слушай, но ведь ты помаду и просила!

– Помада помаде рознь! Не надо было меня слушать! Я бедная женщина, а не Дельфийский оракул! Я не могу знать, что мне захочется в следующую минуту! Когда тебя просят принести веник – тащи пылесос и не ошибешься!

– В следующий раз так и сделаю.

Гробыня поморщилась.

– Фу, Танька! Ты стала как они! С тобой и поругаться нельзя. Неужели я действительно так тяжело больна?

– Да нет, с чего ты решила?

– А с того, что мне хамить перестали. Терпелюшки все такие, я фигею… Кстати, а мирок симпатичный! Тут, если зубы есть, дыры выгрызать можно, да только все равно не то.

– Чего «не то»? – быстро спросила Таня, любившая откровенность.

Гробыня дернула ногой.

– А то не то! Знаешь, что меня тут дико раздражает? Они сюсюкают. Например, тут парень подходит к девушке и говорит: «У тебя красивые глаза!» Тупость! Нужны ему ее глаза! Я бы не удержалась и ляпнула: «Да правда, что ли? Тебе их дать поковырять или с собой возьмешь?»

– А надо как?

– Надо подойти к девушке и сказать что-нибудь в духе: «Я хочу с тобой жить и с тобой умереть. И чтобы ты родила мне десять детей». А если и умирать не готов, и дети не нужны, зачем тогда глазки пальчиками ковырять? Не вижу логики!

Склепова рывком села и схватила с тумбочки яблоко.

– Отвернись, Танька! А то будешь смотреть, как у меня прожеванное яблоко по пищеводу проталкивается!

– А Гуня где?

– Его Ягге увела что-то перетаскивать. Она говорит: если мерить Гуню лошадиными силами – это будет табун. А вообще Гунька у меня классный! Я в нем с каждым днем что-то новое открываю!

Таня недоверчиво фыркнула.

– Не веришь? – обиделась Гробыня. – Ну да, он простой! Женщина (ну не вообще, а лично я!) умнее мужчины. У нее лучше развита речь, она видит больше подробностей. Но она как виноград: чтобы украшать арку, винограду нужна твердая опора. Принять простое решение мы зачастую не можем. Нам мешает собственная сложность. Очень хочется, чтобы кто-то шикнул на нас, строго посмотрел или топнул ногой.

– И Гуня на тебя топает?

– Пока не топает. Но я его обучаю. Вот через годик… – начала Гробыня, но неожиданно замолчала и помрачнела.

Видя, что настроение у Склеповой не улучшается, Таня попрощалась. Склепова ее не удерживала.

– Гроттерша, а Гроттерша! – жалобно окликнула Гробыня, когда Таня была у ширмы.

Таня обернулась. Глаза Гробыни испуганно глядели на нее с прозрачного лица.

– Мне страшно быть человеком! Хочу быть хомячком! – сказала Гробо Клеппо.

* * *

Таня вышла в коридор, и ее едва не убило огромной дубовой кроватью. Кровать тащил над головой Гуня. За ним едва успевала маленькая Ягге. Под выступавшей частью кровати она была как под зонтиком.

– Славный мальчик этот Гуня! – похвалила Ягге. – Правда, пока мы поднимались по лестнице, он кого-то снес. Когда тащишь что-то громоздкое, ни в коем случае нельзя оборачиваться, когда тебя окликают!

– А как Гробыня? – быстро спросила Таня, пользуясь тем, что Гломов, пыхтя, проталкивал кровать в двери магпункта.

Ягге вскинула глаза и усиленно засуетилась, помогая Гуне.

– Некогда… некогда мне тут с тобой! После зайдешь! – торопливо сказала она.

Когда в ужасном настроении Таня поднялась наверх, первым, кого она увидела, был Глеб Бейбарсов. Он стоял в узкой части коридора, перегораживая ей проход.

– Девушка, вы в курсе, что я устал ждать!

Таня остановилась.

– Лег бы на пол и укрылся дверным ковриком. Чего тебе надо? – устало спросила она.

– Мне? Ничего. Я купидон! – сказал Глеб.

– Я так сразу и поняла. Другие сенсации сегодня будут?

– Сколько угодно. Я видел во сне мать-опекуншу.

– Завидую.

Глеб не любил шуток о матери-опекунше. У него сразу становилось неприятное лицо.

– Не завидуй. Она требует, чтобы ты поспешила с птицей титанов. Обмани Ваньку как угодно, но он должен поймать птицу. А потом используешь это! Достаточно с силой его бросить. Первый, на кого он посмотрит, будет уничтожен.