нападения воздушных духов. В сороковой день кончины архиепископа Иоанна епископ Савва специально приехал в Сан-Франциско, чтобы присутствовать на богослужениях, и сказал верующим: «Я приехал помолиться вместе с вами о упокоении его души в этот важный и решающий сороковой день — в день, когда определяется место, где эта душа будет обитать вплоть до всеобщего и Страшного Суда Божия»306, — вновь побуждая верующих вознести молитву, упоминая о другом предмете православного учения — о жизни после смерти. В наши дни такое редко можно слышать православным христианам, поэтому мы как сокровище должны оберегать общение с представителями православной аскетической традиции.

Среди авторов, принадлежащих к Русской Православной Церкви, противодействие учению о мытарствах долгое время признавалось как один из признаков церковного «модернизма». Так, свт. Игнатий значительную часть своего труда о жизни после смерти посвятил защите этого учения, подвергавшегося нападкам в России в середине XIX века. Вопреки необоснованному мнению критика, что мытарства приняты теми, кто пребывает под «западным влиянием», римо-католический и протестантский Запад не имеет понятия о них, они есть только в православном учении, и сегодня нападки против них внутри Церкви предпринимают те, кто (как в модернистских православных семинариях) обладает строгим «западным» складом ума и не проникся почитанием традиционного православного благочестия.

Протопресвитер Михаил (Помазанский)307, крупнейший из ныне здравствующих богословов Православной Церкви, недавно опубликовал статью в защиту мытарств; она как бы явилась ответом нашему критику308. В ней он предупреждает, что в нашем современном нехристианском обществе вопросы веры часто ставятся и рассматриваются с неправославных позиций представителями других конфессий, а также православными христианами, уже не имеющими под собой твердой православной основы. Отец Михаил отмечает, что в последние годы все более заметен критический подход к ряду наших православных истин: против них выдвигаются обвинения в «примитивности», их считают плодом «наивного» мировоззрения или благочестия, трактуют как «мифы», «магию» и т. п. Наш долг — отвечать на подобные взгляды.

Свт. Феофан Затворник дает, возможно, самый трезвый и ясный ответ тем, кто не желает принять это православное аскетическое учение: «Как ни дикою кажется умникам мысль о мытарствах, но прохождения им не миновать» (см. выше, конец главы VI).

Мытарства не «нравоучительная притча», составленная, по мнению критика, для «людей простодушных» (5:6, р. 26); они не «миф», не «вымысел» и не «дикие басни», как он говорит, но истинное свидетельство о том, что ожидает нас во время смерти, передаваемое в православной аскетической традиции со времен основания христианской Церкви.

Заключение

В современном мире сохранение вековой традиции православного благочестия стало борьбой с огромным числом отклонений (odds) от нее. Православные общины в большинстве своем настолько прониклись духом мира, что священник, желая передать традиционное учение309 и наставить паству, иногда отчаивается перед трудной задачей. Большинство архиепископов и священников в конце концов начинают идти на поводу у своей паствы, «приноравливая» предание к земному образу жизни пасомых, — так оно совсем стирается и уходит из памяти.

Книги, проповеди, лекции о загробной жизни, вышедшие из-под пера современного духовенства большинства православных юрисдикций, свидетельствуют о том, что от благочестия и традиционного православного учения мало что осталось. Если потусторонний мир и упоминается, то — за исключением общих и абстрактных понятий — как предмет для шуток о «святом Петре» и «жемчужных вратах», которые в ходу у обмирщенного римо-католического и протестантского духовенства. Для многих православных христиан мир иной становится далеким и неясным, с ним нет живого общения, о нем нельзя сказать ничего определенного.

Церковь в России, вероятно по причине врожденного консерватизма и выпавших на ее долю страданий, лучше, чем другие Православные Церкви, сохраняет традиционно-православное отношение к миру иному. На Западе лишь Русская Зарубежная Церковь, почти в одиночестве, публикует православную литературу на данную тему, продолжая традиции «Пролога» и других душеспасительных сборников старой России, потому счастливы православные христиане, имеющие доступ к такой литературе и принимающие ее с простотой и благоговением, избегая духа «критики», уводящего столь многих, особенно новообращенных, с пути подлинного Предания и ощущения чистоты Православия.

Излишне говорить, какими «старомодными» считает мир — и даже православные — тех, кто публикует и читает эту литературу. Главная цель нашей книги — сделать «старомодную» литературу понятной и доступной для современных православных христиан, которые могут извлечь только пользу из прочтения того, что приносило и приносит величайшее духовное благо православным во все века.

Цель нашего критика прямо противоположна: дискредитировать эту литературу, поставить ее в ряд «нравоучительных притч» или «диких россказней», подвергнуть богослужения и жития святых всесторонней «критике», которая удалила бы из них все важные элементы (см., например, его усердную попытку дискредитировать житие св. Василия Нового за то, что оно содержит описания мытарств: “Tlingit Herald”, 7:2, р. 14).

Назовем же это тем именем, которого оно заслуживает: сие есть работа того самого западного рационализма, много раз восстававшего против Православной Церкви в прошлом и приведшего многих к утрате истинного понимания и ощущения истинности православного христианства. Это рационалистическое наступление на римо-католическом и протестантском Западе увенчалось полным успехом: в результате, если и остались там жития святых, все они были «очищены» от сверхъестественных элементов и потому трактуются как «нравственные назидания». Обвиняя своих противников в схоластике, критик оказался самым усердным схоластом из всех: его теория основана не на ясных и простых текстах, передаваемых в Церкви из века в век, а на веренице доморощенных «логических умозаключений», призывающих к перетолковыванию и пересмотру очевидного смысла основных православных текстов.

Плохо уже то, что сам тон и язык критика чрезвычайно грубы: он составил злой памфлет на православное учение, против которого яростно выступает, тем самым показывая полное отсутствие уважения ко многим чтимым православным учителям — к лучшей части немногих наставников, которые сохраняют живой православную традицию благочестия вплоть до наших дней. Вот что он говорит о включенной в книгу проповеди «Жизнь после смерти», произнесенной архиепископом Иоанном (Максимовичем), святым человеком и великим богословом наших дней: это «дикая повесть об исходе души, преследуемой и мучимой демонами... В этой сказке верующим внушается, что, когда кто-то преставится, они должны тотчас же заказывать службы о упокоении души почившего, так как душа просто отчаянно нуждается в наших молитвах, и смерть есть событие страшное. Очевидно, Сам Бог не может умилосердиться или помочь бедной душе без того, чтобы Его не подталкивали к тому или не будили крики и вопли смертных. Эта басня содержит в себе и явно кощунственное описание Успения Пресвятой Богородицы» (6:2, р. 22). Имя архиепископа Иоанна не