…он долго не мог потом говорить, да и не знал хорошенько,нужно ли.

…он долго пытался вспомнить, что увидел на дне, тьму илисвет, но так и не вспомнил.

…он долго пытался примирить себя с тем, что все теперьпойдет по-другому, но так и не примирил, и плюнул на это дело!..

— Ка-ать, — шепотом позвал он и заложил ей за уховывалившуюся прядь, которая закрывала ее щеку. — А Кать!..

— М-м?..

— Ты спишь?

— М-м?..

Он засмеялся и потряс ее за плечи. Как-то так получилось,что она лежала на нем, а ее волосы лезли ему в рот и в нос.

— Катька, ты давай не спи! Ты что, не знаешь, что женщинепосле секса нужны долгие нежные разговоры, и если мужчина сразу засыпает,значит, он свинья и болван!

— Угу.

— Поговори со мной!

Она зевнула и потерлась носом о его грудь.

— А кто у нас тут женщина после секса? — осведомилась она. —Ты или я? Если я, то ты должен выполнять любые мои прихоти!

— Ну, давай прихоти, — сказал он, перебирая какие-токосточки у нее на спине. — Буду выполнять!

У нее оказалось изумительное тело — сильное и в то же времяочень женственное.

Где-то когда-то у каких-то китайцев он читал про два символавселенской гармонии — зеленого дракона и белого тигра. Она была как зеленыйдракон и белый тигр.

— А какими единоборствами ты занималась?

— М-м?..

— Ты сказала мотоциклисту, там, у подъезда, что занималасьвосточными единоборствами.

— Угу.

— А какими?

— Зачем тебе? — спросила она и потянулась.

Зеленый дракон и белый тигр пришли в движение.

Он провел рукой вдоль совершенной спины.

— Как зачем? — спросил он, ладонью чувствуя каждое еедвижение. — Я же ничего про тебя не знаю. Ты.., расскажи мне.

И она промолчала.

Она промолчала, и он ничего не заметил бы, если бы не новоезнание жизни, которое он только что получил. Знание о скоротечности и одноммгновении.

Все было прекрасно, как будто сказала ему она. Ты был мненужен, и я была тебе нужна. Все получилось именно так, как должно получиться, аэто большая редкость! А больше ты ничего не жди. Больше мне нечего тебе дать. Уменя есть собственная жизнь, скоротечная, сотканная из мгновений, и я не могуее тратить на тебя.

Тебе не нужны мои единоборства, а мне нет дела до твоихогнестрелов!

И нам не нужно узнавать друг друга, потому что этот мигпрошел, а другого такого не будет.

На него словно опрокинулось корыто с ледяной водой. Оносторожно подвинул ее, сел на диване и взялся за голову.

Катя Самгина недовольно завозилась, задрыгала ногами,привалилась к его бедру, пристроила ладошки, а на них щеку и ровно задышала.Там, куда попадало ее дыхание, ноге становилось щекотно.

Он потянулся, стараясь не тревожить ее, и накинул на неедиванное покрывало.

Ему было плохо. Так плохо, что даже затошнило.

— Ты подожди, — негромко сказал он сам себе. — Ты.., неторопись. Может быть, еще и обойдется!

Но никогда ничего не обходится, он знал это точно! Ничего необойдется и на этот раз — что там у нас с писателем Галапагосским насчет теориилюдей и крокодилов?!

Но она не крокодил, и он точно это знает! Она человек, и нечета многим! Она добра, справедлива и великодушна, но она никогда не будет.., сним. Она получила его, и больше он ей не нужен, и в этом не было бы ничегоужасного, если бы он только знал, как теперь будет жить.., без нее.

А он не знал.

Постояв на краю мира с ней на руках, он понял гениальность итрагичность замысла.

Ты совершенен и свободен, когда она с тобой. Когда общаякровь ревет в ваших общих венах, общая вселенная распускается странными цветами,а общие крылья выдержат вас обоих. Ты ничто, когда ты один и у тебя свободныруки. Ты можешь махать ими сколько угодно — они все равно не превратятся вкрылья.

Он растерянно посмотрел на Катину голову на своем бедре ипотрогал ее волосы, тяжелые и прохладные на ощупь.

Что он станет делать, если ее не будет с ним?!

Нет, не так. Что он станет делать, когда ее не будет с ним?!

Опять займется измышлениями относительно людей икрокодилов?! Опять его начнет занимать вопрос, кто из нежных созданий, попавшихсяему на пути, более крокодил, а кто менее? Опять он станет выбирать, с кемименно из крокодилий, — а может, повезет, и они окажутся приличными людьми! —он хочет провести какое-то количество времени, отпущенного ему на жизнь?!

Зачем?! Зачем?!

— Почему ты так тяжело дышишь? — спросила сонная КатяСамгина, без которой он теперь не знал, как жить. — У тебя тахикардия?

Он молчал и гладил ее по голове, и она вдруг встревожилась,приподнялась и села, свалив на пол плед.

— Что с тобой, Максим?

— Все отлично, — фальшивым, ненатуральным, балаганнымголосом сказал он. — Я просто думаю.

— О чем?

— О работе. О трупе. О том, почему тебя хотели убить, —выдал он стандартный набор. — Ты.., хочешь спать или можешь со мной поговорить?

— Я-а? — протянула Катя, рассматривая его. — Я, конечно,могу и поговорить, но спать я тоже хочу. Слушай, давай спать вместе, а? Этотдиван раскладывается? Я вот так пристро-о-юсь, и не будет у меня никакихкошма-аров!

И она опять стала возиться и укладывать голову ему на бедро,и он спросил беспомощно:

— А почему мы не можем пойти в спальню?

Она перестала пристраиваться, опять уселась и посмотрела нанего.

— Потому что ты там наверняка спал со всякими другимиженщинами, — сказала она совершенно спокойно. — А мне не хочется.., занимать ихместо. У меня есть свое, вот здесь, на диванчике. Или здесь ты тоже скем-нибудь спал?

Он отвернулся от нее. Нога, к которой она только чтопристраивалась, живая, теплая, волосатая мужская нога, вдруг превратилась в каменную,как лапа у сфинкса.

— Максим?..

Он мягко отстранил ее, поднялся и нашарил на полу своиполосатые трусы.

— Давай поговорим, — сказал он голосом оперуполномоченного ирывком натянул трусы, как будто заковал себя в латы! — Времени совсем нет! Яутром рано уеду, и… Но, в общем, ты только, пожалуйста, завтра меня дождись.