Максим остановился, чуть-чуть не дойдя до них.

Про борова и ту, которую когда-то звали Катей, он начистозабыл.

Отец отвернулся от борова и посмотрел на сына. Секундуничего не происходило, а потом они шагнули друг другу навстречу.

Они оказались поразительно похожи, и Катя Вавилова, тихонькоулыбаясь, вдруг подумала, что теперь знает, как ее муж будет выглядеть черезтридцать лет.

— Привет, — сказал Максим. — Папа, это моя жена Катя.

— Катя! — громко и весело воскликнул отец. — А где-то тутмоя жена Таня! Тань, ты где?! Родная мать вашего супруга, Катенька!

Боров сладко улыбался, кланялся и все совался к отцу, покатот досадливо не отстранил его рукой.

— Познакомьтесь, мой сын Максим, — так же громко, на весьзал, провозгласил он. — Максим работает со мной. По всем вопросам теперь кнему, к нему, а нам, старикам, и на покой пора!..

И, отпустив совершенно борова, он по-гусарски подхватил содной стороны Катю Вавилову, с другой собственную жену, провожаемый батальономофициантов, метрдотелем, хозяином и корзиной цветов, которую тащили четверо,повлек их за собой, к другим высоким двустворчатым дверям, которые стали как бысами по себе открываться перед ним. Свита двигалась следом, а он еще что-тоуспевал нашептывать своим дамам, а Катю потрепал по щечке, и, когда он вдругоглянулся на сына, Максим увидел его смеющиеся глаза.

* * *

— Надежда! — закричала Лидочка и замахала рукой. — Беги,девочка, там Наумова совсем зашивается, дура такая! Опять она китайский язык невыучила, хотя я ей говорила, сто раз говорила — учи китайский!

— Сейчас, Лидочка. В четыреста восемнадцатом горничнаяунитаз разбила, представляете?

— Как разбила? — поразилась Лидочка. — Она из него пила иуронила?

— Она на него залезла, чтобы пыль протереть за зеркалом, аон треснул! Нам туда людей селить, а унитаз разбился.

— Поставь горшок, — посоветовала Лидочка. — И давай, давайбыстрей на ресепшен!

Надежда побежала в сторону главного входа, но остановилась иоглянулась.

— Лидочка, вы не знаете, зачем управляющий совещаниесобирает?

— Знаю, но не скажу, — ответила Лидочка загадочно и махнуларукой, чтобы Надежда бежала быстрее.

Она добежала до центрального холла и ринулась к стойкепортье, возле которой не было никаких китайцев. Тани Наумовой тоже не быловидно, и вообще никого из портье, хотя был вечер пятницы, самый разгар веселья— именно вечером в пятницу собиралось особенно много народу.

Высокий мужик посторонился, когда Надежда подлетела, и онана ходу пробормотала:

— Извините.

— Not at all, — ответил вежливый мужик, и она подняла нанего глаза.

Дэн Уолш смотрел на нее сверху вниз и улыбался во все своитриста шестьдесят пять зубов.

Как во сне, она подошла и потрогала рукой его куртку.

— Зачем ты приехал?

— Привет, — сказал он и перехватил ее руку.

— Зачем ты приехал?

Он засмеялся:

— Президентский визит через два месяца.

— Как?! — вскрикнула Надежда. — Опять?!

Полковник Уолш кивнул.

— На этот раз все по-настоящему.

По-прежнему никого не было возле центральной стойки портье,и только Пейсахович улыбался из-за стекла хитрой улыбкой.

— Послушай, — сказал Дэн Уолш, — когда меня выпроводят напенсию и я стану парижским таксистом, ты будешь жить со мной в крохотноймансарде на Больших Бульварах?

— Что? — переспросила она серьезно.

— Я все время в разъездах, — тоже очень серьезно сказал он.— Я даже не знаю, имеет ли право офицер федеральной службы безопасности СШАсостоять в связи со всякими русскими! А если меня выгонят с работы, я не смогукупить тебе дом в тридцать шесть комнат.

— А ты хочешь состоять со мной в связи?

— Ничего в жизни так не хотел.

Надежда потянулась к его уху и прошептала:

— Значит, все в порядке. Шалаш и корка хлеба с вами, Ричард!

Полковник Уолш захохотал, подхватил ее под мышки, какмаленькую, и поцеловал на виду у всего отеля, на виду у Лидочки Арсентьевой,Тани Наумовой, которая выглядывала из-за перегородки, и целой делегациикитайцев, ввалившейся в высокие стеклянные двери!

И когда он ее поцеловал, Пейсахович торжественно заявилпоследнему из китайцев, который вежливо остановился, чтобы послушать, чтоскажет ему швейцар:

— Вот теперь в наш отель может пожаловать сам Моисей! Я былично ему ни одного слова на это не возразил! Я бы ему так и сказал: уважаемыйМоисей, добро пожаловать!..