— Это ужасно, — сказала Надежда.

— Да, — согласился Уолш. — В этом случае и требования могутбыть любыми и сколь угодно невыполнимыми, именно потому, что дело вовсе не вних! Например, свернуть американскую ядерную программу и уничтожить всебоеголовки до одной! Или вернуть индейцев на их исконные земли! Это простодемонстрация, показательные выступления, которые непременно должны увидеть те,кому адресованы выступления. Кто будет давать деньги.

— И кто это?

Дэн Уолш улыбнулся. Она задавала конкретные вопросы и хотелаконкретных ответов!

— Плохие парни на Ближнем Востоке, в Мюнхене или Пакистане!Как я могу еще сказать, кто это?!. И только в том случае, если «Красныедьяволы» или «Черные мстители» сумеют убедить плохих парней в том, что способнына все, профессиональны и их трудно остановить, они получат свои вожделенныеденьги и станут еще одной «террористической группировкой», как мы это называем,или войдут в состав уже существующих.

— Это ужасно, — повторила Надежда.

— Вот поэтому, когда меня отправят на пенсию, я будупарижским таксистом. И у меня будет бульдог, синий берет и трубка!..

— Но у нас в отеле нет никаких боевиков, мечтающих сделатьсвоим бизнесом захват школ и минирование вокзалов!

— Есть, — отрезал Дэн Уолш. — Вы обещали мне кофе.

— Нет, Дэн, скажите! Вы кого-то подозреваете?!

— Да, конечно. Я не был бы нужен, если бы никого неподозревал.

— Скажите мне!

— Надя, это невозможно.

— Но вы уже так много рассказали!

— То, что я рассказал вам, известно даже младенцу, — заявилУолш и при слове «младенец» потрогал свои штаны. — Все остальное невозможно.

Она взяла со стола поднос и опять остановилась у двери.

— А.., я? — спросила она дрогнувшим голосом. — У меня вквартире тоже боевики и террористы?

— Надеюсь, что нет.

— А что мне делать?! Переехать к Лидочке?!

— Я подумаю.

Телефон зазвонил так неожиданно, что они оба вздрогнули, какзаговорщики, и посмотрели друг на Друга.

Уолш взглянул на часы — половина пятого. Самое время дляприятных сюрпризов!

— Полковник Уолш слушает.

— Сэр, наши камеры зафиксировали передвижения на третьемэтаже. Там никого не должно быть, этаж предназначен для первого лица и егосопровождающих.

— Кто там шлялся, русские или наши?

— Мы не установили, сэр.

— Как?! — рявкнул Уолш. — Как это не установили?!

— Сэр, получилось так, что…

— Я сейчас буду.

Он сунул телефон в карман и произнес растерянно:

— Ах черт, у меня же машины нет!

— Я вас отвезу, — сказала Надежда.

* * *

В конце концов они столкнулись на кухне.

Максим третий раз за ночь решил, что нужно выпить чаю смятой, раз уж все равно не спится. Катя долго кашляла у себя за дверью, потомзатихла, и почему-то он чувствовал, что она тоже не спит.

Какое-то время он стоял у нее под дверью и прислушивался, нотак ничего и не расслышал, хотел было постучать, но решил, что это неприлично,и, вздыхая, спустился вниз.

Он грел руки о белую кружку с надписью «Я люблю Калифорнию»,прихлебывал чай и раздумывал, чем бы ему заняться, потому что спать никак неполучается, и решил посмотреть в Интернете роман писателя Галапагосского окрокодилах.

И тут явилась Катя Самгина. Она щурилась, как крот,неожиданно для себя оказавшийся на солнце, и на ней был длинный, широченныйполосатый мужской халат. Должно быть, домработница Таня ей выдала из запасовдля гостей.

Завидев ее, Максим Вавилов с похвальной ловкостью шмыгнул закресло-качалку, накрытую пледом. На нем были полосатые трусы, и больше ничего.

— Что ты все бродишь? — спросила Катя хриплым голосом. — Явсе время тебя слышу! Ты бродишь и вздыхаешь! У тебя бессонница?

— Угу, — сказал Максим Вавилов.

Он не знал, что у нее под халатом, но воображение тут женарисовало ее босую ногу на широкой деревянной ступени.

Лучше бы оно ничего такого не рисовало.

— А что ты пьешь?

— Чай с мятой.

— Налей и мне, что ли, — попросила она и зевнула. — Ужаснохочется спать.

Она уселась за стол, сложила руки и пристроила на нихголову.

— Вообще-то у меня тоже бессонница. С десятого класса, —приглушенно сказала она. — А сейчас вроде и горло болит, и кошмары снятся, а язасыпаю мгновенно. Раз, и все! Наверное, у тебя тут воздух такой.

— Воздух.., да, — глубокомысленно протянул Максим Вавиловиз-за кресла.

Воцарилась тишина. Катя посидела-посидела, а потом поднялаголову со скрещенных рук:

— А чай?

— Кать, налей сама, — предложил он с напряженной досадой. —Я без штанов.

Ему не хотелось выглядеть перед ней дураком, а получалосьтак, что именно им он и выглядит.

Она округлила глаза:

— Без штано-ов?! Как романтично!

Поднялась, нашла кружку и налила себе чаю. Он наблюдал заней из-за кресла.

Она понюхала пар, поднимавшийся от кружки, подцепила состола несколько зеленых душистых листочков мяты и с удовольствием их сжевала.

— Мяту еще очень вкусно есть с сыром, — заметила она. — Тылюбишь мяту с сыром?

Ему показалось, что она волнуется, и сердце у него застучалочуть быстрее и между лопатками стало щекотно.

Катя жевала мяту и рассматривала его.

— Хочешь, я отвернусь, ты вылезешь из-за кресла и быстроубежишь? — предложила она.

Он молчал и смотрел на нее.

— Я, наверное, выгляжу плохо. — И она поддернула воротникхалата, так чтобы он закрывал ей горло.

— Нормально, — ответил он, не придумав ничего лучше.

И они опять замолчали.

Катя поболтала в кружке свой чай.

— Ты знаешь, — вдруг сказала она и посмотрела ему в лицо. —Мне кажется, мы с тобой просто теряем время. Тебе так не кажется?

Он смотрел на нее и молчал.

— Ты не думай, я не предлагаю себя каждому встречному, —решительно продолжала она, сдвинув темные брови. — И я не навязываюсь!..