– Князь дома? – вкрадчиво спросила Сашенька.

– Нет. Как в субботу на дачу ваши укатили, так никто не появлялся.

Сашенька подняла голову и буквально впилась в Пантелеича глазами, чтобы понять, врет или нет. Швейцар в ответ широко ей улыбнулся. Точно врет, что никто не приезжал. Но, похоже, сейчас в квартире пусто. Иначе бы разволновался.

На всякий случай поднялась на третий этаж, открыла дверь, прошлась по комнатам. Их пустота Сашеньку не убедила, наоборот, взбесила еще больше. Но почему все происходит не так, как ей хочется? Володя без спросу укатил в Лавру, из-за чего потеряла сутки. Вернись она в Питер вчера, без всякого сомнения, убедила бы Прыжова стреляться с Пятибрюховым. И подлеца Диди застала бы с девкой. Как же ей улыбался Пантелеич – наверняка за свое молчание вчера получил от князя пятиалтынный. А на сегодня у Диди просто не хватило здоровья – ведь давно не мальчик, скоро будет праздновать юбилей[75].

Она спустилась вниз и приказала швейцару поймать извозчика.

На даче, кроме слуг, Сашенька никого не застала.

– Все купаются, – сообщил камердинер Тертий.

– И князь?

– И он по возвращении из суда на речку пошел. Господин Выговский тоже.

– А вчера князь поздно вернулся?

– Да-с!

Так она и знала! Господи! Зачем она ждала Володю? Если бы уехала в понедельник, уличила бы мужа в измене.

– А где княжич? – спросил в свою очередь Тертий. – Изволил задержаться в Первопрестольной. Показывай, как устроились.

Раздраженная донельзя княгиня отправилась по даче с инспекцией.

– Неужели вы вообразили, что тоже прибыли сюда на отдых? – кричала она на слуг, указывая на пыль, грязь и мятые вещи.

– Так только приехали, – пытался оправдаться Тертий. – Не успели еще.

– Кровать застелить не успели? – указала она на неприбранную в комнате старшего сына постель.

– Было не велено, – пожала плечами горничная.

Княгиня схватила подушку и запустила ею в служанку:

– Не ври.

Та пожала плечами.

– А это что?

Под подушкой обнаружилась книжка, вернее, брошюрка. Подняв ее, Сашенька увидела, что издана на немецком языке. Автор не был указан. А название звучало зловеще: «Das Manifest der Kommunistischen Partei». Коммунисты? Не те ли смутьяны, что устроили в этом году очередную революцию во Франции?

Сашенька открыла брошюру. Конечно, ее знание немецкого было недостаточным, но выручали пометы и переводы отдельных слов, сделанные Евгением.

«Манифест» начинался, словно готический роман: «По Европе ходит призрак». Далее автор расхвалил буржуазию, которая «создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения, вместе взятые». Однако затем автор уверял читателя, что буржуазия сама себе роет могилу, в которую ее запихнет так называемый пролетариат. То бишь фабричные.

– Ваше сиятельство, что случилось? Что вы прочли? – деликатно осведомился Тертий, заметив, что у хозяйки вытягивается лицо.

– Ничего, – буркнула Сашенька, стремительно вышла из Жениной спальни и заперлась в своей.

Этакую дрянь следовало прочесть в одиночку, чтобы не сорваться на слугах. Кстати, они тоже пролетариат, угнетенный Сашенькой класс, который ее похоронит. А поможет им злосчастная коммунистическая партия, манифест которой она обнаружила у сына под подушкой. Зачем потомку древнего дворянского рода, внуку купца-миллионщика читать запрещенную пакость? Чтобы знать врага в лицо? Хотелось бы в это верить.

Дети явились через час.

– Где ваш отец?

– У них с Выговским полдюжины шабли. Думаю, они вернутся к ужину, – сообщила Татьяна. – А где Володя?

– Сопровождает тетушку Ейбогину на богомолье.

– Что? – выпучила глаза Таня.

– Ты же обещала его придушить. Вот он и решил замолить свои грехи. А где твой Каретный?

– Так уж и мой, – улыбнулась девушка. – Сдает экзамен. Я пообещала встретить его на вокзале, чтобы первой поздравить с пятеркой.

– Так уж и с пятеркой? – поддел сестру Евгений.

– Конечно, он же отличник.

– Но ты не давала ему готовиться.

– Он и без подготовки все знает. Мама, извини, мне надо переодеться и успеть перекусить.

– Ты только и делаешь, что перекусываешь! Скоро ни в одно платье не влезешь, – вставил новую шпильку сестре Евгений.

Татьяна дала ему подзатыльник и побежала наверх, в свою спальню. Евгений бросился в погоню, но, судя по звуку, раздавшемуся чуть погодя, догнать сестру не сумел, получив дверью по лбу.

Юноша спустился к Сашеньке, весело улыбаясь:

– Как вы, маменька, съездили в Москву?

– Великолепно, – процедила она.

Когда Таня переоделась, Тертий подал обед. Девица быстро, наплевав на приличия, его проглотила и побежала на станцию.

– У них с Каретным все серьезно? – спросила Сашенька у сына.

– О, да! Невооруженным взглядом заметно, как он ее любит. А она его. Хотел бы я, чтобы и меня так любили. Я ведь до сих пор мучаюсь из-за того, что отверг Капу. Она… Несчастная Капа, неужели она любила меня так же, как Таня Леню? Как же я гадко поступил!

Рассказывать про встречу в Одинцово Евгению княгиня не собиралась. Пусть лучше сохранит светлый образ девушки, с которой в первый раз в жизни поцеловался, чем узнает о ее греховном падении. Вдруг еще бросится в Одинцово с предложением руки и сердца, дабы загладить вину?

Сашенька решила переменить тему:

– Я должна сообщить ужасную новость: наша бывшая гувернантка скончалась в родах.

– Наташа? – уточнил с ужасом на лице Евгений.

– Но мальчик выжил…

Юноша, не окончив десерт, побежал наверх. Сашенька проводила его недоуменным взглядом. Почему Евгений так сильно расстроился? Расправившись с крем-брюле, поднялась по лестнице, подошла к его спальне, толкнула дверь. Закрыто. Приложив ухо, прислушалась. Евгений рыдал. Странно. Ни смерть Капы, ни гибель Костика такую бурю слез у него не вызвали. Сашенька постучалась. Дверь сын не открыл. Она спустилась в кухню, налила в стакан воды, а в рюмку – настойку валерианы, поставила их на поднос и вернулась к спальне сына:

– Евгений, тебе надо успокоить нервы. Открой немедленно, иначе я уроню лекарство.

Княгиня услышала, как сын подошел к двери:

– Мама, прошу, оставьте меня одного.

– Открой немедленно. Иначе прикажу выломать дверь.

– Какая вы упрямая, – произнес весьма обидные слова Евгений, но повернул ключ и распахнул дверь.