Постепенно вода становится теплее.

Тугие струи бьют в затылок, обрушиваются на плечи.

Глажу волосы, заставляя их струиться то по лицу, то по плечам. Вторая рука тем временем скользит по груди, сжимает один холмик, потом второй, скользит ниже.

Вольдемар подходит вплотную и, прижавшись носом к стеклу, смотрит. По подбородку стекает и капает на пол слюна.

Взяв флакон с гелем, немного выжимаю на ладонь, тру голову.

– О, – застонав, касаюсь пальцем стекла в том месте, где об него расплющен нос парня.

Вода все горячее, еще немного, и польется кипяток. А регулятора не видно. Вероятно, установлен автомат.

Закрыв воду, тяну в сторону дверь.

Парень подается назад.

Холодный воздух подземелья касается кожи, она вмиг покрывается пупырышками.

Спрашиваю:

– Продолжать?

– Да.

Опускаюсь перед ним на колени.

Вольдемар с силой сжимает грудь, тянет вверх, заставляя встать.

Подаюсь к нему, но не прикасаюсь.

Второй рукой парень лезет между ног.

Не сопротивляясь, глажу его бедра, забираюсь под фрак.

Проведя языком вдоль ключицы, Вольдемар кусает кожу на плече.

Терпя боль, пробую расстегнуть пуговицу на рубашке. Он бешено орет и машет руками. От оплеух голова болтается из стороны в сторону.

– Не смей, слышь, никогда не смей делать этого!

– Как скажешь, – поспешно киваю я, не понимая происходящего. «Чего не делать?» – Прости, прости…

– Не будешь?

– Нет.

Успокоившись, Вольдемар расстегивает ширинку и произносит:

– Можешь достать.

«Ну, спасибо», – мелькает мысль. В ней столько горького сарказма, что горло перехватывает от жалости к себе.

Зубы впиваются в грудь.

Ору от боли.

– О… – стонет Вольдемар, возбуждаясь прямо на глазах. Ладонь ощущает толчки.

Слизнув кровь с ранки, парень целует ее.

– Да, да, – шепчу я, с трудом сдерживая слезы. Противно, сил нет.

Прикусив сосок, Вольдемар сжимает зубы и треплет его, словно щенок резиновую игрушку.

Вою от нестерпимой боли.

Схватив меня за голову, парень с силой толкает вниз.

Падаю на колени. Словно раскаленная игла пронзает тело.

От смрада перехватывает дыхание.

Пальцы сжимаются на волосах, безжалостно выдирая их.

– Ты хочешь? – визжит он.

– Да-а…

Оборвав реплику, горячее тело врывается в меня.

Зажмуриваюсь.

Толчок.

Задерживаю дыхание.

Еще толчок.

Пытаюсь отстраниться, но Вольдемар, задрожав, с силой подается вперед.

Затылок бьется о стекло. В глазах темнеет…

Уже в следующее мгновение парень отталкивает меня и принимается отряхивать с ладоней вырванные волосы.

Повалившись на бок, захожусь кашлем. Перед глазами кружатся в хороводе разноцветные светлячки. По щекам катятся слезы, к губам прилипло слизкое нечто. Вытираюсь ладонью.

– Браво, – раздается от двери.

Кровь приливает к щекам.

Я поднимаю полные слез глаза на звук.

Все плывет перед взором, но низкую фигуру трудно спутать с кем-то. Есть у этого мелкого гада умение появляться в самый неподходящий момент.

– Чего тебе надо? – поспешно застегивая ширинку, интересуется Вольдемар.

– Ничего. Думал проверить, как тут дела, а тут вот какие дела. Оставили кота сметану стеречь.

Дотянувшись до халата, надеваю его.

– Пошли, – приказывает Вольдемар.

Послушно следую за ним. Уши и щеки пылают так, что, кажется, еще немного, и кровь брызнет из пор струйками пара.

Посторонившись, карлик провожает нас насмешливым взглядом.

В комнате Вольдемар первым делом спрашивает:

– Хочешь мою черепашку посмотреть?

– Конечно, – отвечаю, а самой хочется забиться в самый темный угол этого жестокого мира и сдохнуть.

Достав из кармана мученицу, парень протягивает ее мне.

– Ночью меня посетила муза вдохновения.

На панцире выжжена болотная кочка, окруженная редкими побегами молодого камыша. В центре этой кочки сидит жаба с некоторыми чертами женщины. Вполне себе человеческие груди четвертого размера, красивые глаза, отчего-то косички с бантиками, остальное лягушачье. И вот это нереальное создание держит в пасти оторванную человеческую руку с зажатым в пальцах луком. Стрела торчит из жабьей ляжки.

– Нравится? – не выдерживает Вольдемар. Его творческая натура жаждет оваций.

Спохватившись, я часто киваю. Китайский болванчик и только.

– Да. Я просто потрясена. Это так… так талантливо.

– Правда?

– Несомненно, Вольдемар.

– Это я сделал, – излишне поясняет парень.

– Даже на миг не усомнилась. Здесь виден настоящий талант, больше такое никому не под силу.

Довольно ухмыляясь, Вольдемар бросает черепашку в аквариум и растягивается на кровати.

Опустившись на ковер у его ног, терпеливо жду.

Жду минуту, пять, десять…

Наконец храп показывает, что ожидание грозит растянуться надолго.

Возникает искушение поискать карту подземелья, но риск слишком велик, и я остаюсь на месте. Вариант слежки отклонять не стоит, нет ко мне еще доверия, особенно учитывая происшедшее в Санатории. Это Екатеринин сынок не силен в напряжении извилин, а вот Господин Кнут далеко не так прост.

Пытаюсь осмыслить, что вызвало припадок злости Вольдемара возле душевой кабинки, но на ум приходит только предположение, что он скрывает тело от посторонних взглядов. Возникает вопрос: «Почему?»

Обезображен? Ожег или…

Может он болен какой-нибудь болезнью?

Холодею… Если он заразит меня, я такого позора не переживу.

За что мне все это?

По щекам катятся слезы.

Выплакавшись, вытираюсь рукавом.

Вольдемар продолжает храпеть.

Повторяя, что должна выжить во чтобы то ни стало, собираюсь с духом.

Решимость бороться за жизнь и свободу крепнет.

«Я выберусь», – обещаю сама себе.

Потянувшись, Вольдемар зевнул и поднял голову.