Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Маму все боятся.
Нисколько не сомневаюсь.
Два дня канули в вечность без результата, не приблизив к свободе ни на шаг.
После завтрака меня отводят к Вольдемару. Ловлю злые взгляды некоторых собратьев по несчастью. Плевать! Они думают, что я ищу легкие пути, но избранная мною стезя куда как тернистее, вот только и шанс на спасение выше. Это как у той лягушки, что упала в крынку с молоком.
Не сдамся.
Дойду.
Сцепив зубы, до крови прикусив губы, терпя унижение и боль, глотая едкие, как кислота, слезы.
Выживу вопреки всему.
Превозмогу страх, стерплю презрение, вынесу боль…
Снова и снова оказываюсь в кровати. Руки и ноги намертво прикручены к каркасу кровати, кровоточат укусы на груди и плечах… и толчки Вольдемара в глубь желудка – наружу. Слава богу, продолжается это недолго. А затем наступает очередь петь дифирамбы его таланту.
Время от времени я забрасываю пробные шары, проверяя, насколько мое положение отличается от статуса остальных узников. Выходит – не очень. Сцепив зубы, борюсь с отчаянием.
Поднявшись с постели, замечаю, что старухин сынок смотрит на меня. А скорее даже таращится.
Потягиваюсь.
– Мне бы загореть немного, – оглаживая бедра, бормочу я.
– Так лучше.
Встав с кровати, парень лезет в аквариум за черепашкой.
Скрыв за улыбкой злость, пытаюсь придумать другой повод выманить Вольдемара на прогулку. Главное – выбраться из катакомб, а там убегу. Даже если придется пешком домой идти. Без всяких «если», на волшебника в голубом вертолете я не рассчитываю. Придется ползти – доползу.
На следующий день, после очередного минутного сеанса любви, я набираюсь смелости и интересуюсь:
– Вольдемар, а зачем мы здесь?
– Давай следующий раз привяжу тебя к столу, – после непродолжительных раздумий предлагает парень.
– Да нет. Зачем вы нас здесь держите?
– Кого нас?
– Пленников, – осторожно произношу я.
– А где нужно держать? – позевывая, вопрошает Вольдемар.
– Не знаю… А зачем? Для чего мы вам нужны?
– Тебе не нравится?
– Нет-нет! Что ты! Мне с тобой очень хорошо. Мне никогда не было так хорошо. Ты такой хороший, добрый, талантливый.
– Ты правда так думаешь? – В светло-голубых глазах разгорается огонек интереса.
– Да.
– Я талантливый?
– Конечно, Вольдемар. Твои картины такие же красивые и… и гениальные… как те, что висят в Третьяковке. Когда-нибудь на «Сотбис» их будут продавать за сотни тысяч долларов, да даже за миллионы долларов! – восклицаю, широко разведя руки.
– Мама тоже говорит, что я одаренный, творческий ребенок.
– Точно. Очень-очень одаренный.
Парень задумался: по губам блуждает улыбка, а в глазах сияют отблески будущего величия.
Я терпеливо жду. А потом игриво глажу его колено ножкой.
– Ну… так расскажи мне.
– А?
– Ты обещал рассказать, зачем вам пленники.
– Для космических кораблей.
– Что? – Я неуверенно улыбаюсь. Это прозвучало как шутка, но не похоже, чтобы Вольдемар шутил. Он вообще с юмором не ладит. – Каких кораблей?
– Космических. Ну, знаешь, как в «Звездных войнах».
– Вольдемар, ты меня разыгрываешь? – Я надула губы, надеясь добиться признания в розыгрыше.
– А? – хлопает ресницами парень. А в ледяной синеве глаз полный штиль, ни отблеска мысли, ни искорки смеха.
– Ты шутишь?
– Нет.
– А зачем на звездные корабли пленники?
– Дело в том, что нашим друзьям из космоса нужны водители на эти корабли.
– В смысле пилоты?
– Ага. Пилоты.
– Ты шутишь? – как заведенная повторяю я. Все жду, что он засмеется, довольный удачным розыгрышем.
– Нет.
Лицо равнодушно отстраненное, несколько даже скучающее.
– Инопланетян не бывает! – категорично заявляю я.
– Бывает.
– Нет.
– Да! – рассердился он. – Их мало, и поэтому, для того чтобы летать по небу, им нужны люди. Они пробовали дать вести корабль собакам, но те не смогли. Они все время поворачивают к Луне.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю.
– Они тебе сказали?
– Нет, – поник Вольдемар. – Со мной они не разговаривают.
– Почему?
– Не знаю. Они очень заняты. Наверно. Но я видел их. Одного.
– И какой он? – невольно заинтересовалась я. – Расскажи, Вольдемар.
Парень задумался, поковырялся ногтем в ухе и, наконец, выдал:
– Большой.
– Как Мордоворот?
– Какой мордоворот?
– Петр Евгеньевич, что постоянно с карликом камеры охраняет.
– Не… Петр Евгеньевич здоровый, но тот другой.
– Что, значит, другой? – настойчиво расспрашиваю я. – Вольдемар, расскажи. Или нарисуй!
Эта мысль показалась на удивление здравой.
– Нарисовать? – хмурит брови парень.
– Нарисуй, – подтверждаю я, тут же подслащивая пилюлю, – ведь ты так красиво рисуешь.
– Ну…
– И мне очень хотелось бы увидеть гения в деле.
– Гения?
– Гения, – подтвердила я без колебания. В случае с Вольдемаром маслом кашу не испортить. Еще и сахарка побольше не повредит. – Со времени Да Винчи таких талантов не было. Разве что Ван Гог, но… у тебя все еще впереди.
«И ухо себе отрежешь… – мысленно продолжаю я, – хорошо бы, чтобы вместе с головой».
Лицо Вольдемара принимает идиотское мечтательное выражение. По подбородку течет слюна.
Пока он нежится в лучах воображаемой славы, я вытаскиваю из-под подушки альбом и беру со стола коробку разноцветных карандашей.
Недоуменно посмотрев на протянутые предметы, парень несколько раз по-коровьи моргает, затем берет огрызок черного карандаша и принимается резкими взмахами покрывать лист короткими штрихами.
Постепенно вырисовывается облик инопланетянина, весьма похожего на беременный мухомор. Не знаю почему, но именно такое сравнение первым пришло на ум. Длинное тело с огромным «пивным» животом совершенно лишено плеч, приплюснутая по высоте голова скрывается под широкополой шляпой, или, может быть, шлемом скафандра. Ноги короткие, не больше пятой части от роста. Широкий, как у жабы, рот беззуб, ноздри – три расположенные треугольником дырочки на шаровидном вздутии носа, глаза узкие, сильно раскосые. Растительности не видно.