— Вроде не мешают. А вот религия… — капитан одарил собеседника хмурым и осуждающим взглядом, — попы там всякие… как с ними быть? У них. Ангелы тоже есть. Нарисованы под куполом, я сам видел. Это как?

Пашка молча размышлял над внезапно возникшим ребусом. И тут его осенило:

— У них — нарисованы. А у нас — настоящие! — он порылся в кармане своего грязного танкового комбеза, и выудил оттуда небольшие ржавые узкогубцы, и картинным жестом показал их собеседнику:

— Вот этим. Андрюха. У меня на глазах. У ней из пуза три вот такенных, — он показал на пальцах, — осколка вытащил. Без наркоза. Прямо в поле.

И видя, что тема зацепила собеседника, продолжил:

— Они на аэроплане ихнем фрицев бомбили, а фрицы их за то и подстрелили, и девке прямо в пузо те осколки… три! — для верности он сунул под нос капитану свою руку с тремя оттопыренными пальцами, — не жилец — говорю. Я ему говорю. Ща помрёт. А он — всё своё. Не помрёт, я, грит, знаю! — Паша с размаху треснул кулаком по столешнице, — ангелы не помирррают! Дай, грит, какой ни то струмент! Я дал, вот это! — старший сержант помахал в воздухе вынутыми из кармана утконосами, — а сам говорю: пустое, дай девке спокойно помереть… А ему пох… и давай ковыряться в ней, железо оттуда вык… выккколупывать. Она орёт, он плачет, жалобно так, ругается, она, бедняжка, поносит нас распоследними словами, а он плачет, и всё ж ковыряет!

У Пашки от избытка чувств перехватило дыхание, он схватил бутылку, плеснул себе и капитану, быстро замахнул, шумно всхлипнул, перевёл дух, и продолжил:

— А мне ж невмочь смотреть на этот страх… я отвернулся. А он такой, ррраз!! Всё, говорит, вынул, бля!! И упал бесчувственный. А я смотрю: а у ней на пузе-то все три раны хлоп! И затянулись! Сами собой! За десять секунд! И кровь уже не идёт! А вокруг этой кровищи, ну, что вытечь до этого успела — вот такенная лужа!

Пашка взмахнул руками, задел бутылку, и она с грохотом покатилась по столешнице, разбрызгивая остатки содержимого. Капитан ловко подхватил её у самого края и бережно поставил на стол подальше от танкиста.

— Ага… вот, — внезапное опрокидывание бутылки с живительной жидкостью слегка выбило Пашку из седла, он потерял мысль.

— Ну, и? — капитан не мигая, смотрел на него, — А потом что?

— А… а-а-а! — вспомнил Паша, — а потом она: хлоп! Встаёт, поправляет одёжу на себе и говорит…Всё, говорит… пошли, говорит. Понял?

— Понял, — капитан согласно кивнул головой, но немного не рассчитал, и с размаху чуть было не стукнул лбом по столу.

— А ещё! Мы как на танке-то в село въехали, так твои придурки-бронебойщики по нам шмалять стали! Помнишь?

— П-помню. Они не пррридурки. У них приказ. Был.

— Ага, был. По своим шмалять.

— То случайность.

— Оно, может, и случайность, а девке евоной пузо-то опять прострелили. Твои. Из ПТРа! Наскрозь! Помнишь?

— Помню. И что?

— А ничего! Ты, капитан, к печке-то щекой привалился и захрапел, и нихренашечки не видел, а у неё опять: хлоп! И дырка-то в пузе и затянулась! И жива-живёхонька! Вот так! Ангел, бля! Настоящщщий! Хрен убьёшь!! Ни за что не помрёт!! Понял?!

Капитан соглашаясь, опять молча закивал головой.

— А ещё… — Пашка перегнулся через стол, — она танки фрицев сквозь броню видит!!! — он откинулся назад, наслаждаясь произведённым эффектом.

И добавил:

— А ты думаешь, она просто так там, на поле, двенадцать «Пантер» переколошматила? Да ещё и с «Тигром» в придачу?! Человек на такое неспособен! Нет, оно конечно, в определённых обстоятельствах… Слышал я про Колобанова, в газете читал, как он в сорок первом двадцать два немецких танка подбил. То — да, правда! Так то ж из засады! С удобной позиции! Да на КВ! А у фрицев тех что было-то? «Тройки» да «четвёрки». А у них в сорок первом-то броня была — тьфу! Для КВ — картонка. Головного — подбил, замыкающего — подбил, на дороге их — запер. И давай дубасить по очереди. Так так и я бы смог!

— Двадцать два?! Ты?! Не загибай.

— Что не загибай? — Пашка посунулся вперёд, поближе к собеседнику, — он просто оказался в нужное время в нужном месте. Да, герой, и экипаж евоный геройский, никто не спорит! Но я тебе вот что скажу — окажись на месте этого Колобанова любой командир из моей роты, результат был бы схожий! Уж больно позицию он себе выбрал удобную! Да и КВ — сила!

Пашка опять стал размахивать руками, и комбат от греха подальше стал придерживать бутылку рукой.

— А тут — другое! — уже вконец распаляясь, орал Пашка, — тут: «Пантеры»! Тут: тьма! Ни зги не видать! А она тут — бац! «Пантера»! Один готов! Бац! Ещё «Пантера»! Они по нам шмалять! А она меня за руки схватила…

— Как схватила-то? Разве дотянешься?

— Хрен тебе, капитан! — Пашка аж привстал, — она из своей башки, вот сюда, мне, в башку, вроде как по рации приказ даёт! А у меня руки и ноги сами, без меня, туды-сюды шуруют! Понял?

— Нет.

— Так и я по первой-то не понял. Думаю, о, какой я шустрый стал! Уже от снарядов уворачиваться на танке научился! А это не я, это — она! А я для неё… Ну, это… На вроде шестерёнки в коробке передач стал! Передаточный механизм, ептыть! А у меня завместо кожи — броня! Завместо ног — гусеницы! Завместо сердца — пламенный мотор! Я сам — танк! Понял?! — Пашка так раздухарился, что вскочив на ноги, опрокинул назад лавку, на которой сидел. Подняв и поставив на место лавку, он продолжил:

— Это ещё до этого… мы в то село с гансами, когда въехали, там они ещё эту, Тоньку вешали. Она, ну, Агния, то бишь, ейную верёвку, ну, на которой её фашисты повесили, с пулемёта на ходу перестрелила. На ходу, капитан! Вот через такусенькую амбразуру! — он двумя пальцами изобразил, как выглядит амбразура на курсовом пулемёте в Т-34, — и всех гансов, что на площади были, как косой выкосила, и ни одного из наших не задела?

— А наши откуда? — поднял брови капитан.

— Да наши-то неоткуда, они тамошние, — мирные жители, местные! Немчура их на площадь согнала, чтобы они на казнь смотрели! А она их — ни одного! Все живы остались! А фрицев — всех!! В расход! Понял?! Стрелок от Бога!

— Бога — нет. — капитан взял бутылку и плеснул в обе кружки.