– Он есть и там, и там, – посовестил ее Дьявол. – Направленный на тебя достаешь помаленьку, но пора и тот развернуть, что лежит в твоей земле. Тебе решать, ловить голубков в силки, чтобы порадовать себя бульоном, или стоять мертвым деревом, позволив дятлам долбить твою плоть.

– Мне кажется, любовь и желание близости – обычное чувство, – не слишком уверенно ответила Манька, рассматривая схемы. – Как я без боли могу думать, что не нужна… э-э-э… своей душе? Все мечтают найти свою половинку. Это же так естественно!

Дьявол и Борзеевич смотрели на нее с ожиданием.

– Но я справляюсь, – торопливо заверила она. Нахмурилась, приложив свои чувства на вампира: это для нее естественно, а для вампира очень даже противоестественно. Он сделал свой выбор, а она для него была не более чем отвратительным прицепом, с которым он не желал иметь ничего общего.

Тогда почему она должна страдать от неразделенной любви?

– Ну да, да… – согласилась она. – Если свое убрать, их заклятия и тот благодатный огонь, что идет от них, по сути останутся голые, ведь они трахались на моей стороне всего лишь раз, два… Это там они, как кролики… Ох, но почему так тяжело убрать то, что лежит в своей земле?

Дьявол разочарованно покачал головой, а Борзеевич развел руками.

– Охо-хо-хо… – вздохнул он. – Маня, в твоей земле они друг с другом, а на той стороне только она может оргазм словить, а он валяется бесчувственным бревном. Все, что прошло через ваши сознания, демоном не становится. Посеять в землю можно не только слово, но состояние того, кто в это время находился рядом. Для земли естественно делать запись пространства, запоминая электромагнитные волны, после прикладывая их на тебя. Когда сознание спит, земля, как вода, выходит из берегов, и все, что направлено на нее, она принимает на свой счет. Так боль людей и животных, которых калечат и убивают на той стороне, становится твоей болью. И сунуть в матричную память можно не только боль, так благодатный огонь людей, с программными установками, становится твоим содержанием, и стоит тебе уткнуться в него, ты начинаешь мечтать о вампирах, перестав искать причину, что же они на самом деле хотели от тебя или от него. А пока ты мечтаешь, твой ближний радуется и одаривает твою подмену ответными чувствами, потому что для земли она – это как бы ты.

– То есть, чем больше я думаю о нем, тем сильнее он любит Ее Величество? – озадачено уставилась она на Дьявола.

Он утвердительно кивнул.

– Наложи грех на грех – и из двух грехов земля выберет меньшее зло. Примерно так: больно – когда много «больно», а без «больно» – уже не больно. Чем живут вампиры? Тем, что земля кричит о желании видеть их, любить, совершать ради них подвиги. А если ты совершенно противоположное изрыгнешь, как оно без любви-то им будет? Ради этого можно и умереть… Я бы без раздумий умер, чтобы постыдное одеяние на себе не носить.

– Это о чем? – насторожилась Манька. Сердце кольнуло нехорошее предчувствие. Если Дьявол заговорил о своей смерти, умирать придется ей.

– Мы о твоей смерти, – подтвердил Борзеевич ее худшие опасения. – С проклятием твоим далеко не убежим. Жили тихо-мирно, людей не трогали, они нас… А теперь что? Духам войну объявили… Все с ног на голову. Не будет нам покоя… – Борзеевич махнул рукой и расстроенный скрылся в гроте. Высунулся, договорив: – Но умереть надо умно, чтобы грех не на тебя упал, а на Благодетелей. :::

– Опять умирать? – возмутилась Манька.

– Смерть смерти рознь, – Дьявол заглянул в простенький рисунок, повертел в руках. – Проткнуть зад трезубцем? Отчего же мне быть против? – пожал плечами. – Лишь бы трезубец торчал не из твоего зада! Ты и так в Аду, только еще не полностью. Предлагаю совершенно радикальный способ облегчить свое состояние в Аду, лишив вампира бессмертия… Если бы я был адвокатом и понимал, что наказание неизбежно, я предложил бы именно такой вариант, который сведет наказание к минимуму. Ты не представляешь, как мерзко приготовляют тебя ко встрече с Судьей, и я бы на твоем месте лучше вернул долг, пока есть такая возможность.

– Я бы тоже – где столько добра взять? – наотрез отказалась Манька.

– Видишь трезубец? – Дьявол сунул рисунок ей под нос. – За этот трезубец я повешу на тебя все грехи, которые вампир совершил под принуждением. Он торчит из твоего зада, направлен на вампира. И втыкается в него, когда тот начинает сомневаться. А обесточить его можно таким грехом, который все их грехи перекроет.

– ??? – Манька тупо пыталась понять, о чем Дьявол говорит.

– Предположим, земля имеет противозаконный ужас, который исторгается в ум вампира, как призыв к действию. Ты обвиняешь землю в содействии преступлению и всаживаешь такой заряд добрых помыслов, что из двух мудрых наставлений ей приходится выбирать самое убедительное… Я, правда, Маня, сделал все возможное, чтобы помочь, – мягко оправдался Дьявол. – Мне жаль… Ты не плохой человек. Если тебе так легче, то да, я чувствовал бы горечь сожаления, что твою жизнь пустили под откос… Если бы умел… Я никогда… редко, во всяком случае, обманывал тебя, – он сочувствующе прослезился, смахнул слезу рукавом, взял себя в руки, голос его стал тверд. – Устранившись сейчас, потом ты сможешь отсудить у вампира все дни, которые он украл у тебя, чтобы пройти по земле еще раз и собрать червей.

– Это как? – Манька силилась понять Дьявола.

– Когда-то я сказал: «Припомни мне – станем судиться, говори ты, чтобы оправдаться» Я от своих слов не отказываюсь. У тебя будет такая возможность. Но, если трезубец все время торчал над вампиром, как дамоклов меч, как могу не потыкать им в тебя и согласиться с тем, что ты доброе начало? И когда будешь обвинять вампира, как Судья обязан сказать: «Маня, не он, а ты ограбила его! Да, виноват, но ты – первопричина!» Ты, Манька, не приносишь мне агнцев во всесожжение, жертвами не чтишь меня… – обвинил ее Дьявол. – Я не заставляю тебя служить мне хлебным приношением, не отягощаю фимиамом, ты не покупаешь мне благовонной трости за серебро, туком жертв не насыщаешь, но грехами твоими затрудняешь, беззакониями отягощаешь. И долго мне терпеть? Вампир проклял тебя, но это не повод, чтобы переложить на него всю вину и ответственность за вас двоих. То, что сделано людьми, под силу исправить человеку.

– У меня агнцев нет, одни образины, сам говоришь, пустыня… – откуда жертвы? – возмутилась она. – И как, интересно, я могу служить хлебным приношением, если фимиам ума не достает? Благовонной трости… Кто станет слушать проклятого? Найди такого дурака, который помолится на тебя! И какой тук, если больные уходят из жизни, не интересуясь, это суицид от болезни или по жизни? Ведь даже ты смотришь туда же, куда люди смотрят!

– Вот, так и скажешь, когда будем судиться! – подучил Дьявол. – Но истинно, каждый день усугубляешь грех перед душой. Вот ты стояла тут и думала: «Добрая душа моя, интеллигентная, отказалась от меня не во славу себя, а от немощи моей, как жить-то ей было?» – и оправдала преступление ближнего, – он взглянул строго. – Земля его изнемогает от тяжести наложенного бремени, гудит день и ночь, не отдыхает и не закрывает уст, работает радио двадцать четыре часа в сутки, качая силу земли. А ты, вместо того, чтобы понять и пожалеть ее, положила еще в огород один камень. Если вампир виновен, помнить надо каждую минуту, утвердится в мысли, чтобы иные автоматически отметались, как у вампира добрые мысли о тебе.