Эссиорх кивнул, соглашаясь, что без фокусов,конечно, лучше, вошел в подъезд, приоткрыл дверь, высунул в щель до половинылицо и дважды тонко свистнул.

Громадное тело взметнулось. Лапы врезались вдверь и заскользили по железу, пытаясь разодрать его. Из пасти клочьямиполетела желтоватая, с легкими лопающимися краями пена. Внезапно выпрямленныйхвост пса дрогнул и поджался. Добряк заскулил. Он сообразил, что команда должнабыла последовать от хозяйки.

– Как ты узнал? – изумилась Варвара.

Эссиорх открыл дверь.

– Идём! – сказал он. – У нас непросто мало времени. У нас его нет.

На лестнице им попался Чимоданов. Он был занятневиннейшим из всех злодеяний мрака делом – пытался скрепкой вскрыть чужойпочтовый ящик. Вскрыл, вытянул из ящика ненужную никому газетенку и печальновздохнул.

* * *

– А теперь, ботан, давай ту же песенку заново!Нажимай кнопку «плэй»! – потребовала Варвара.

– Какую песенку?

– Про мраморную бошку!

– Я же тебе рассказывал! – с укоромсказал Корнелий.

– Я не слушала. Пока ты болтал, я думала отебе, что ты меня предал. А когда я думаю о ком-то, что он меня предал, я егоне слушаю!

Корнелий хотел вспылить, но, поймав взглядЭссиорха, успокоился и пересказал то же самое повторно. На этот раз он был сухи конспективен. Красноречие же запаковал в коробку и отправил обратной бандерольюЦицерону.

Пока он рассказывал, Варвара отобрала у Улитысвой тесак. Отмахнула им половину палки колбасы и бросила ее псу. Добрякпроглотил колбасу не жуя. Во всяком случае, пола она совершенно точно некоснулась. Вторую же половину палки она грызла сама. Добряк полез было проситьеще, но получил коленом по морде вместе с деликатной рекомендацией: «Нетрамвай! Подождешь!»

– Похоже, ты нечасто кормишь своюболонку, – ехидно заметила Ната, созерцая проступающие ребра черного пса.

– Когда сама жру, тогда и он жрет. А ну да,прошу прощения, надо сказать «кушает»! – поправилась Варвара, насмешливопокосившись на Корнелия.

Ей, похоже, нравилось доставать его своейгрубостью.

– И он наедается?

– Нет. Ему хавчика всегда не хватает. Ну тогдасам уже добирает, где что может. В основном крыс лопает и кошек, –отвечала Варвара спокойно.

У всех возникло стойкое ощущение, что эточистая правда.

– Короче, тем типам нужна была мраморнаябашка! – подытожила Варвара, доказывая, что на этот раз слушала Корнелиявнимательно.

– А кто за тобой гнался? – спросилЭссиорх.

Варвара немного смутилась.

– А вы не будете ржать? – спросилаВарвара.

– Ржут кони, а люди прикалываются, –поправила Улита.

– Шпагой к стене, – сказал Мошкин,вспоминая, как ведьма часто разбиралась с Тухломоном.

– Я сама точно не поняла кто… Что-то вродетолпы очень крупных, чуть ли не по колено уродцев. Они неслись на нас сДобряком таким потоком, будто где канализацию прорвало. Они бы нас начистосмели, не подвернись железная дверь. Блин, никогда не видела таких жуткихморд!.. Я думала, нам кранты! Добряк и тот скулил, как щенок!

– Нежить? – вполголоса спросил Чимоданов.

Эссиорх кивнул. Он уже слышал, что мрак нагналв подземелья нежити, послав ее на поиски карты.

– Как ты ее вообще нашла? Где?

– Не я нашла. Добряк. Мы шли по залазу,смотрю: он куда-то нырнул и возвращается уже с ней. А потом голова разеваетпасть и предлагает мне назвать свое имя! – пояснила Варвара.

– Ты сказала? – озабоченно спросилКорнелий, давно усвоивший, что называть свое имя артефактам мрака чреватонеприятностями.

Варвара ухмыльнулась.

– На «ты кто», я всегда отвечаю «конь впальто».

– А мне почему сказала? – спросилКорнелий.

Варвара слегка смутилась.

– У тебя вид был как мешком прихлопнутый. Надобыло тебе бросить копеечку, чтобы ты не страдал, – заявила она.

– Покажешь нам место, где пес нашелголову? – спросил он.

Варвара посмотрела на Добряка, будто совещаясьс ним. Пес высунул язык и широко, во всю пасть, зевнул. Сложно сказать, что этоозначало на собачьем языке: «да», «нет» или «может быть».

– Ну так и быть! На рассвете! Где-нибудьчасика в четыре! – сказала она.

Хранитель посмотрел на часы. До четырех былоеще далеко.

– А если раньше? – спросил он.

Варвара заупрямилась.

– Раньше я не попрусь. Я устала. Ночью полнопатрулей. Цепляются ко всем попало, особенно если ты не похож на студента,возвращающегося из библиотеки. «Зачем вам гвоздодер? С какой целью вы взяли ссобой тесак?» Только и мечтают, чтобы диггера в отделение загнать и мурыжитьего до конца дежурства!.. У вас еще хавчик есть?

Эссиорх посоветовал посмотреть в холодильнике.

– Уже! Там, кроме колбасы и каких-то помоев,ничего не было.

– Помои в какой кастрюле – в красной или вбелой? – насторожился Корнелий.

– А я помню? В белой, кажется.

Ответ Корнелия обрадовал.

– В белой сегодняшний суп Эссиорха! Говорилему: не клади столько гущи! Ложку надо будет молотком вбивать! – сказалон.

– А ты вообще гущи не кладешь! Три картошки наведро воды, кубик химического жира и это называется: бульон! – обидчивозаметил Эссиорх.

Улита, внимательно слушавшая перепалку,ухмыльнулась, очень довольная. Чем больше обнаруживалось мужских разногласий,тем яснее она видела свою экологическую нишу.

– А родители у тебя есть? – спросила онау Варвары.

Эссиорх напрягся. Вопрос был скользкий. Еслибы его задал кто-нибудь другой, вопиюще заботливый, Варвара навернякавоспламенилась бы. Другое дело Улита. Участия в ее голосе было не больше, чеммягкости в наждачной бумаге. Играть же можно иключительно на жалости, наравнодушии можно только доиграться.

– Были приемные. Взяли меня из детдома,уроды! – неохотно ответила Варвара.

– А почему уроды?

– Ненавижу их!

– Они тебя что, били?

Варвара фыркнула как кошка.