– Что устал, салага? Метров тридцатьеще! – донесся откуда-то спереди голос Варвары. – Потом можно будетвыпрямиться.

Так и случилось. Вскоре несколько каналов,пробивавшихся сквозь камень набережной, сошлись в один, довольно широкий. Дажевысокий Эссиорх мог идти здесь не пригибаясь. Варвара остановилась. Луч еефонаря скользил по красному кирпичу. Выложенный по кругу, он удерживал тоннельот обрушения. Кирпичи лежали непривычно – через ряд торцевой частью. В почеркеподземного каменщика ощущалась профессиональная стремительность. Раствор почтинигде не выкрошился.

Корнелий смотрел на кладку и, пожалуй, впервыев жизни понимал, что такое красота хорошо сделанной работы. Даже если этуработу никто не видит. Даже если это просто подземный, всеми забытый ход.Постареть мог камень, но не труд.

Древняя кладка настроила Корнелия наромантический лад. Он заявил, что, возможно, здесь ходил еще Иван Грозный,держа в желтой руке дрожащую свечу.

– Ага! Счас! Дай, думает, по водостокукаракатицей пролезу и в речке искупаюсь! – ляпнула Варвара.

Ей явно нравилось разрушать иллюзии и казатьсяхуже, чем она есть.

– Хочешь сказать, что тогда этого тоннеля небыло? – спросил Корнелий.

– А шут его знает. Только чего Грозному былоделать на «Киевской»? Тут тогда, небось, избушки стояли на курьих ножках и ужточно никакой каменной набережной. Хотя рядом еще один тоннель есть, с залазомнаверх. Он вроде как подревнее… Ну всё! Потопали!

Варвара шла и ворчала, что только чайникилезут в водостоки вскоре после таянья снегов. Сейчас еще ничего, сухо, абывает, что идет кто-нибудь по щиколотку, а потом раз – и ушел с головкой втемную ямину, только фонарь булькнул. Ну а там уже как повезет.

– Погоди! Сейчас ты полезла сюда ради нас,согласен. Но что ты тут делала в прошлый раз? – логично спросил Эссиорх.

Варвара пояснила, что в прошлый раз оназаныривала не через водостоки и не от «Киевской». Но что там, где в прошлыйраз, она с двумя новичками ни за что не полезет. Хватит ей того, что она едване подохла тогда от страха.

Корнелий подумал, что девушке в некоторомсмысле удобнее. Можно смело признаться, что ты струсила, и при этом остатьсяхраброй. Вообще странная вещь: в своей трусости охотно признаются только смелыелюди. Настоящие стопроцентные трусы предпочитают важно помалкивать, незатрагивая эту тему, и массировать ударные костяшки, набитые о стену.

Шли они долго. Эссиорх успел привыкнуть кчавканью воды, равно как и к ощущению, что примерно по колено его ног уже несуществует, а существует только сплошная сырость. Раза четыре он больноцеплялся макушкой о низкие своды, и теперь ему казалось, что он стер волосы докожи. Голова саднила. Эссиорх загадал, что если зацепит макушкой еще раз, тораздобудет где-нибудь неудачливую строительную каску. На худой конец, дажеармейская сойдет. Представив, как она будет громыхать о своды, Эссиорхулыбнулся.

В Подземье он бывал редко. Как хранителю,здесь ему было неуютно. Теснота, сдавленность, ощущение близости нежитичувствовались уже тут. Он знал, что с каждым метром вглубь отторжение будетусиливаться. Подземье начнет изгонять, сдавливать, выталкивать его, какизгоняют и сдавливают морские глубины, когда до звона в ушах ныряешь к самомудну.

Залаз и Подземье – абсолютно разные вещи.Залаз – это, по большому счету, просто дыра, которая позволяет всунуть в себянос. Дверь, люк, тоннель. Тот, кто знает конкретный залаз, еще не можетутверждать, что ему известно Подземье. Сравнивать залаз и Подземье невозможно.Они несовместимы. Залаз – это комикс в семь страниц, а Подземье – всялитература. Залаз – бутылка минеральной воды с высохшим лизком клея ототорванного ценника. Подземье – все моря и океаны мира.

Есть диггеры, которые изучили двадцатьзалазов, некоторые – девять, некоторые – три. Если же кто-то беретсяутверждать, что отлично знает Подземье – то одно из двух: перед вами илиприблудившийся гном, или врущий чайник без ручки. Отличить гнома от врущегочайника проще простого. Гном обычно маленького роста, атлетического сложения, сбородой от глаз или, если борода бритая, то с такой же, от самых глаз, щетиной,о которую затупится любая бритва. Уши гномы имеют с удлиненными кончиками.Часто на ушах бывает шерсть.

Эссиорху было известно, что чужие землиначинаются уже здесь, под самым городом. Среднее Подземье, Нижнее, затем Хаос,затем Верхний Тартар – всё это территория врага. Верхнее Подземье – еще не егоземля, но уже приграничье, как и человеческий мир. И как во всяком приграничьетут часто происходят стычки.

– Где-то внизу сейчас Троил! В кромешноммраке, в хаосе! Если здесь плохо, то там-то каково?.. – обернувшись кЭссиорху, шепнул Корнелий.

В слабом свете фонаря его голова оказалась вореоле. Уши просвечивали нежным рубином.

Тоннель поднимался всё время немного вверх.Затем круто свернул и завершился каменным колодцем, который Варвара осторожнообошла по краю. Наверх шли железные скобы. Длинный коридор уходил направо. Однаиз его стен, уже бетонная, через равные промежутки времени принималась мелкодрожать.

Варвара выразила свое отношение к новомутоннелю длинным плевком, который, скользнув по дуге и подсветившись фонарем,исчез в неизвестности.

– Метро. Если переться минуть десять, неостанавливаясь, будет отстойник для поездов. Три такие кишки, где вечно пасетсякуча всяких ремонтников. Примерно по пять скучающих мужиков на одну гайку,которую нужно завинтить… Ну вру, не пять! Просто меня один раз там чуть незапалили.

– Нам сейчас не туда? – спросил Эссиорх.

– Сюда! – с явной насмешкой сказалаВарвара и, направив луч фонаря, принялась ногой отгребать в сторону нарочнонаваленный мусор. Под мусором оказался сварной лючок квадратной формы. Запертон был не на замок, а на два толстых болта со специально сбитой резьбой.

Варвара посмотрела на болты с презрением. Риторическивопросив, неужели есть еще такие дураки, которые прутся под землю с однимиплоскогубцами, она мигом извлекла из рюкзака ножовку по металлу. Один болтподдался через минуту. Другой изрядно попортил нервы, но тоже уступил.

Эссиорх без усилия поднял люк и ощутилсквозняк, лижущий ему вспотевшие лицо и шею. За люком начинались высокиеступени. Проход был узким, на одного человека. Двое разошлись бы, толькосоприкоснувшись животами.

Добряк первым нырнул в проход. То и дело онвопросительно оборачивался, и тогда в выпуклых его глазах отражались желтыепятна фонаря. Подобно многим животным, спускаться ему было сложнее, чемподниматься, но Добряк был пес привычный и бежал вниз зигзагом, сглатываявысоту ступеней. Варвара озабоченно потрогала сточенное полотно ножовки и,спрятав ее в рюкзак, начала спускаться.