Советскую делегацию выступление Бырлэдяну застигло врасплох, произвело эффект разорвавшейся бомбы[512]. По воспоминаниям Бырлэдяну, Брежнев воскликнул: «Золото? Какое золото? Мы ничего не знаем об этом золоте!»[513]. В ответ Бырлэдяну заявил, что, поскольку история находящегося в Москве «румынского золота» достаточно хорошо известна, он лишь кратко изложит суть проблемы. Обрисовав сложившуюся в Румынии в 1916 г. обстановку, Бырлэдяну рассказал о решении румынского правительства эвакуировать золото Национального банка, драгоценности королевы Марии, архивы и другие национальные ценности в Москву. Особый акцент он сделал на указание В.И. Ленина Главнокомандующему Южным революционным фронтом по борьбе с контрреволюцией В.А. Антонову-Овсеенко от 18 февраля 1918 г. о том, что «большие ЦЕННОСТИ румынского правительства (выделено мной. – Т.П.) нужно сохранить с особой тщательностью и при благоприятной ситуации передать их в руки румынского народа после победы над румынской контрреволюцией»[514]. «Сегодня, – продолжал Бырлэдяну, – в рамках новых отношений между социалистическими странами, между двумя народами, которые идут по пути строительства социализма и коммунизма, мы ставим перед вами проблему о передаче золотого запаса его истинному собственнику – румынскому народу. Мы считаем, что возвращение золотого запаса для нашей страны будет иметь, помимо значительного экономического значения, и особое политическое значение. Это будет означать осуществление завета Ленина, продемонстрирует принципиальные основы, на которых строится дружба и братское сотрудничество между нашими народами»[515]. Впоследствии Бырлэдяну в беседе с румынской исследовательницей Л. Бетя заметил, что на переговорах члены делегации «использовали указание В.И. Ленина как секретное оружие».

Советскому Союзу впервые были предъявлены претензии на возвращение 93-х тонн золота без учета стоимости ценностей, которые уже вернулись в Румынию. Речь не шла ни о соотношении золотого рубля к франку и золотому лею в момент передачи румынского золота в Россию в 1916–1917 гг. (в то время один золотой рубль стоил 2,6 золотого франка, а стоимость лея была приравнена к французской валюте), ни о форс-мажорной ситуации в России накануне Октябрьской революции и в первые годы после неё. При упоминании Бырлэдяну Бессарабии как румынской провинции, возмутился А.Н. Косыгин: «Мы не знаем этого слова. Есть Молдавская социалистическая республика, есть молдавский народ, который мы уважаем и любим». «Пусть будет так, – ответил Бырлэдяну, – но Ленин употреблял это название»[516]. На этом 4 сентября дискуссия была прервана: Брежнев заявил, что будут подняты все документы для разъяснения этого вопроса.

9 сентября 1965 г., после возвращения румынской делегации из Волгограда и Ленинграда обсуждение вопроса о «румынском золоте» было продолжено.

Сразу же выяснилось, что реакция советского руководства была негативной. Брежнев выразил недоумение, что через полвека был поднят вопрос, касающийся взаимоотношений между царской Россией и королевской Румынией. «Спустя 50 лет, – заявил Брежнев, – началась дискуссия между двумя социалистическими странами, которые в своё время отказались от признания подобных договоров, установили братские дружественные отношения, вместе пережили Вторую мировую войну, нашли в себе силы отказаться от всех неприятностей, связанных с войной, с потерями советского народа в этой войне и несчастьями, постигшими румынский народ. Потребовались десятилетия, чтобы избавиться от боли и страданий, которые надолго поселились в душах людей»[517].

Далее Брежнев остановился на некоторых моментах истории «румынского золота». Он заявил, что – общее количество груза, отправленного в Россию, в целом соответствует тем данным, которые привёл Бырлэдяну. «Однако чёткого контроля за отправленными ценностями не было, так как эвакуация проходила в условиях войны, и транспортировка ценностей (как и их оценка, добавлю от себя. – Т.П.) осуществлялась на доверии. Когда же позднее часть ящиков была вскрыта, то обнаружилась среди прочего обувь королевской семьи. Существует перечень того, что было в ящиках: колье, туфли, одежда. Указывалось, что часть золота была в монетах». (На эти слова последовала реплика А. Бырлэдяну: «Почти все [золото] было в монетах»[518]). Обратившись к истории, Брежнев заметил, что после прихода к власти Временного правительства информация о «румынском золоте» теряется. Затем была Гражданская война, и часть его была для сохранности отправлена в Пермь, Омск, Казань, Саратов. Часть золота во время Гражданской войны была захвачена белогвардейцами, которые, возможно, передали его иностранным государствам за поставки обмундирования и оружия, и осела в зарубежных банках. Остальная часть хранилась в кладовых Кремля». Брежнев отметил, что залогом сохранности румынских ценностей в Кремле являлось наличие у советской стороны лишь одного ключа от дверей кремлёвских кладовых, в то время как второй ключ находился у румынских представителей, что исключало односторонние действия. Брежнев выдвинул контраргументы советской стороны, позволявшие считать вопрос о «румынском золоте» закрытым. Он заявил, что, согласно документам, в годы Первой мировой войны королевская Румыния задолжала России за поставки оружия и прочего военного снаряжения около 300 млн долларов, что соответствует 274 тоннам золота[519]. Поэтому, подчеркнул Брежнев, если мы поднимаем одну проблему, нужно поднимать и другую, т. е. говорить о взаимных претензиях. Тогда нужно говорить, и о потерях, которые понёс советский народ в годы Второй мировой войны, когда Румыния выступила против Советского Союза на стороне гитлеровской Германии. Он отметил, что можно предъявить счёт и за действия румынской армии на оккупированной советской территории в годы Второй мировой войны. Разрушения и грабеж сопровождали ее путь вместе с немцами до Сталинграда. «Ущерб, нанесённый в годы войны только в Одессе и Крыму, составил сумму в сто раз большую, чем те, о которых говорится сегодня. Поэтому речь идёт сегодня не столько о финансовых вопросах, … сколько о политических», – констатировал советский лидер[520]. «Репарации в 300 млн долларов, которые заплатила Румыния в годы Второй мировой войны, – добавил Брежнев, – были символическими. Разве восстановление Крыма и Одессы стоило 300 млн долларов? Я уже не говорю о человеческих потерях – потерях и русских, и немцев, и румын – и о многих других событиях времен войны. Кроме того, были огромные людские потери за линией фронта, где погибли десятки и сотни тысяч людей. И проблема, которую подняли 50 лет спустя, говоря о временах, когда наши страны враждовали друг с другом, не будет способствовать нашей дружбе и нашему сотрудничеству». «Мы считаем, что эта проблема должна быть закрыта, и не нужно к ней возвращаться», – заявил Брежнев[521].