— Насчёт Кати ты всё себе напридумывала. У меня с ней исключительно вынужденные взаимно-выгодные отношения. Она помогает с детьми, я ей с машиной. И ничего больше.

— Ага. Ну, может, у тебя с ней и нет "ничего больше", а вот у неё к тебе однозначно есть, — откинув недотёртую морковку в раковину, резко разворачивается ко мне лицом и задрав голову, с вызовом смотрит мне в глаза. — Кстати, раз у нас сегодня день признаний, то у меня с Кириллом тоже ничего нет и никогда не было. И с Максом тоже. И вообще я девственница.

— Ага, ну да.

— Ну не хочешь, не верь — безразлично пожимает плечами.

После чего локтём отпихивает меня в сторону, поворачивается к шкафчикам и, встав на носочки, тянется к самой верхней полке за глубокой тарелкой. И без того короткое платье задирается ещё выше. Так, что теперь я вижу край простых белых хлопковых трусов. И видимо это становится последней каплей.

— Да твою же мать! — рявкаю, громко, выругавшись.

— Что? Я не…

Не дав Маше договорить, подхватываю её за талию и разворачиваю лицом к себе.

К чёрту этого Кирилла. Пусть нахрен идёт. Она всё равно не хочет к нему возвращаться. Если бы хотела, то не притворялась бы столько времени больной.

Машин недоумённый взгляд упирается в меня, когда я усаживаю её на стол и развожу колени, вклинившись между ними. Тарелка с грохотом падает на пол, разлетаясь под ногами на мелкие осколки.

— Ты… чего? — шокировано шепчет, широко распахнув глаза.

Её руки упираются мне в грудь и пытаются оттолкнуть. Она делает вдох и будто пытается что-то ещё сказать, но я не даю ей этого сделать, закрыв рот поцелуем.

Всё. Поздно тормозить. Да я и не могу больше.

Мой язык с силой проталкивается ей в рот, и я ощущаю тотальное облегчение от того, что делаю, наконец, то, чего так сильно хотел всё это время. Пальцы сжимаются на её затылке, а вторая рука дёргает за бёдра к себе так, что Маша вынуждена обхватить меня ногами.

Она не отвечает на мой поцелуй. Несколько мгновений я вообще не наблюдаю от неё реакции, за исключением того, что она пытается освободиться из захвата бёдер и колотит кулаками по моим плечам. И наверное поэтому я снижаю напор. Настолько, насколько у меня хватает самоконтроля.

Убираю руку от её шеи и с лёгким нажимом веду по плечу, стягивая лямку платья. Целую чуть мягче, стараясь подтолкнуть к ответу, а не принудить.

В ответ слышу судорожный вздох.

На мгновение разрываю поцелуй и вглядываюсь в Машино лицо.

Её щеки покраснели, а зрачки расширены настолько, что почти не видно радужки. Миниатюрная грудь тяжело и резко вздымается. Она смотрит на меня так, будто вообще не понимает, что происходит. И пальцами царапает мои плечи, будто не уверена, оттолкнуть меня или нет.

Упираюсь лбом в Машин лоб и снова целую. Только теперь мягче. Хочу, чтобы она поцеловала меня в ответ. Чтобы я понял, что она тоже этого хочет.

И она целует. Я сначала даже не понимаю этого. Настолько это крохотное ответное движение. Лёгкое пощипывание. Неуверенное, несмелое. Но и оно долбит бешеным импульсом по нервам. Вены начинает жечь, а мышцы на руках напрягаются от потребности сдавить её в объятиях.

Изо всех сил сгребая остатки мозга в кучу, поглаживаю пальцем кожу на её плече. Чуть скольжу под лямку и оттягиваю вниз.

Второй рукой протискиваюсь между нашими телами и сжимаю голое бедро.

Чувствую, как из её груди вырывается шумный выдох и проникает мне в лёгкие. Маша резко дёргает ногой и притупляет поцелуй. Каждое моё новое касание почему-то вызывает в ней подобную реакцию. И если бы я не знал о наличии в её жизни чёртова Кирилла, то подумал бы, что её вообще никогда не касались подобным образом.

Спускаю лямку платья ниже, пока мне на открывается доступ к лифчику, который я тоже оттягиваю в сторону. Стараюсь действовать осторожно и плавно, чтобы не напугать Машу. Она вся дрожит и будто продолжает сомневаться.

Прохожусь поцелуями по груди, сжимаю её ладонями, вдыхаю запах кожи, от которого начинает припекать лёгкие.

Маша чуть выгибается и судорожно вздыхает. Пальцами царапает мои руки. Затем удивлённо смотрит на меня, как будто поражается тому, что чувствует.

Я не прекращая целовать её грудь и шею, рукой пробираюсь между ног, пока не чувствую пальцами край трусов. Мокрый край. Влага мигом покрывает мою кожу. Я растираю её о бедро и снова скольжу вверх к белью.

В этот момент Маша пытается сжать ноги, но у неё не получается этого сделать, потому что я стою между ними.

Прикусив её за нижнюю губу, продолжаю водить по мокрому белью пальцами, чуть надавливая, замедляя и ускоряя темп.

По вискам шарахает от того, как Маша реагирует на каждое моё движение. В её глазах столько всего, что меня сносит.

Оторвавшись от груди, возвращаюсь к её губам. Ловлю её выдох с моим именем, после чего всасываю язык и одновременно с этим отвожу край трусов в сторону, углубляясь пальцами в мягкую влагу.

От пустых стен дома начинают отскакивать громкие стоны и хриплые выдохи. Кусаю её подбородок, плечи и грудь, ускоряя движение пальцами. Машины веки с трудом распахиваются, она приоткрывает рот и делает резкий, глубокий вдох, чтобы с криком выдохнуть, когда в мои скользящие между её ног пальцы ударяет пульсация.

— Мы дома! — где-то из коридора раздаётся голос Андрея, а спустя секунду к нему присоединяется топот и детские голоса.

— Чёрт!

Быстро зажимаю Маше рот и, не убирая руку из трусов, вжимаю в себя, позволяя ей кончить. Она трясётся и дрожит, шумно дыша в ладонь, сжимая кожу зубами. В её глазах сверкают слёзы, а внутренние мышцы короткими пульсациями сжимают мне пальцы.

Дождавшись, пока стихнет последний импульс, опускаю Машу со столешницы на пол и поправляю ей платье за секунду до того, как Андрей с девочками заходят на кухню.

Глава 26

Маша

Это что вообще такое было?

Нет, естественно, я знаю, что именно это было, не совсем же я тёмная. Я в том смысле — это действительно было? Действительно случилось со мной?!

Ноги до сих пор дрожат как у паралитика. Мне кажется, даже если я сейчас выпью пачку успокоительных, то трястись не перестану.

Не могу никак совладать с собственными эмоциями и перестать