– Но как можно найти что-то в чужом сознании?! Ты ведь сам сказал, что здесь находят только самое ценное, самое важное. А ведь мы сейчас в твоем сознании, и…

– Да! – Теор повернулся и опять посмотрел мне в глаза.

Улыбнулся, обнажив мелкие зубы. Взгляд и улыбка безумца.

– В этом и была уловка! – с торжеством произнес Теор. – Я решил, что для следопыта главным останется жизнь. Он будет желать одного – выбраться из комнаты. Я рассчитывал завести его внутрь, рассказать всю правду, а под конец заявить, что отпущу его только после того, как он найдет моего приемного сына. Понимаете?

– Нет.

– Ну как же?! Все просто. Следопыт стал бы желать того же, что и я. Мой сын оказался бы для него последней надеждой на спасение! А больше-то ему и желать в моем сознании нечего! Как вам такой ход? Тут не обманешься, не схватишь какую-нибудь безделушку, потому что она – моя, только я могу о ней мечтать.

– Безумие…

– Может быть, не спорю. В любом случае я нанял Громбакха – сопровождать меня к Авендиллу и Тенуина – сопровождать меня в комнате Нитоса.

Когда мы выбрались из Багульдина, все складывалось не так уж плохо. А потом мы застряли на Старой дороге. Я услышал историю Эрзы с ее сигвами на руке, с безумством Зельгарда. И в последние дни я только об этом и думал – о наших отцах. Илиус, Зельгард, Птеард… Они изуродовали нас и при этом проникли в нас так глубоко, что… Я ведь… Я понял, что если доберусь до комнаты Нитоса, то не буду в ней искать сына, нет…

Зачем? Сотканный из моих воспоминаний, он все равно не станет настоящим. Еще одно порождение лигуров. Очередной салаур… Как он потом себя проявит? Что будет, если кто-то узнает его истинное происхождение? Все это… слишком сложно.

Да и если б он был настоящим, это ничего бы не изменило. Уже здесь, в Авендилле, я понял, что постичь себя – значит признать свою слабость, назвать вещи своими именами. Я такой, какой есть, и другим не буду. Это моя сущность. И этого не изменить. Сколько одежд ни примерь, от каких воспоминаний ни отрекись, останешься самим собой. Мы – результат того, что нас сделало такими. И настоящая свобода в том, чтобы принять свою ограниченность. Принять себя. Или полностью изменить – выкорчевать самую суть. С корнями. Навсегда. – Теор процедил последние слова и сдавил рукоятку хлястника.

– О чем ты?

– Илиус – мой отец. Мы одно целое. И от этого не убежать. От себя не спрятаться ни у кочевников, ни в семье с любимой женщиной. Рано или поздно отцовская гниль во мне вновь покажет себя. И тут… Я ведь еще в Багульдине об этом задумался. Стоило посмотреть в глаза своему истинному отражению, увидеть своего фаита… Но тогда я испугался. А теперь понял, что это единственный путь.

– Теор, о чем ты?!

– Я понял, что нужно сделать. Отправиться в комнату и воплотить здесь истинное желание.

Теор помедлил, прежде чем озвучить свою мысль, будто до сих пор до конца не верил в то, что осмелится сделать задуманное.

– Я должен убить в себе своего отца.

– Что?..

– Да. Убить Илиуса. Найти его в своем сознании. Убить отца в себе, как я сделал это в жизни. И вынести из комнаты главное – его покойное тело. Убить и вынести… Тогда все изменится. Я очищусь. Избавлюсь от внутренней черноты. Смогу вернуться к Микке. Стану… настоящим. Стану собой.

– Безумие…

– Может быть. Но это безумие – ваш единственный выход из комнаты. Я был уверен, что со мной пойдет Тенуин. С его способностями, с его зрением варнаата… А потом появились вы. С вашим браслетом и даром видеть то, что скрыто от других. Когда вы… когда книга Нитоса открылась вам, когда вам удалось прочитать написанные в ней строки, я понял, что прав.

– Но если лигур, породивший эту комнату, заражен, то и мой браслет… Зараза может перейти ко мне. Об этом ты подумал?

Как ни странно, я говорил без гнева. После всего услышанного чувствовал лишь усталость. Даже не хотел подниматься с холодной земли. Ноги затекли и пульсировали. Пульсация разносилась по телу, тупо отдавалась в висках.

– Подумал. Но уже ничего не изменить. Сделайте то, о чем я прошу. И все закончится. Помогите найти отца. Помогите убить Илиуса. И в мгновение его смерти дверь комнаты откроется.

– Безумие…

– Думайте об одном. О желании жить. Это станет нашим путеводным лучом. И ваше отчаяние… только поможет. Чем глубже будет страх, тем скорее мы найдем выход. Вставайте.

Я не торопился. Рассеянно смотрел на свои колени. Думал о том, что теперь все сошлось. Собранные мною факты легли на полотно рассказанной Теором истории. Он говорил правду. Я не сомневался. Но было слишком поздно. Сейчас правда не могла уберечь от опасности. И все же я внимательно рассматривал каждый фрагмент – по-своему наслаждался тем, как он легко ложится в общее плетение полотна, тем, как он из полупрозрачного, ветхого становится крепким, ярким.

– Все сходится… – прошептал я в надежде ободриться.

– Идемте, – вновь позвал Теор. – Нас ждет долгий путь.

– Кто это?

– О чем вы? – Теор с удивлением посмотрел на меня.

– Ты не видишь?