Добравшись до склада, я с радостью увидела, что работает он до пяти. Размахивая платежкой и накладной, я прорвалась на территорию и нашла, хоть и с трудом, нужный мне ангар. Захожу. Огромное, темное по углам, пустое помещение, где в живописном беспорядке раскиданы железки — где швеллер, где уголок, где еще какая гадость. Народу нет. Вдалеке, за штабелями железяк, еле светится какая-то лампочка. Я, конечно, ломанулась туда. Свет вырывался из пустой каморки, где, очевидно, предполагалось какое-то официальное лицо.

Поплясав рядом с каморкой (холодно, в металлическом ангаре с металлическими штуками еще холоднее, чем на улице), я поскакала искать кого-нибудь живого. И нашла. В соседнем ангаре бабулька, закутанная в пуховый платок крест-накрест поверх шубейки, в валенках с галошами и в огромных рукавицах, пила чай. Рукавицы она не снимала, пить ей было неудобно, поэтому она сначала долго примеривалась, потом делала глоток. Я, конечно, стала трясти у нее перед носом своими бумажками. Она долго их изучала, потом велела мне идти обратно в мой ангар и ждать.

Я пошла и стала ждать. Дверь на улицу открылась, и появилась моя бабулька в сопровождении двух своих клонов. Одеты они были точно так же и напомнили мне малолетних детишек, которых мамы страшно кутают зимой, поэтому на прогулке приходится буквально переставлять их с места на место. Бабульки подползли ко мне и отняли мои документы. Долго совещались, потом одна из них поманила меня пальцем и пошла в глубь ангара.

Подходим к куче каких-то железок, она говорит:

— Вот, тебе сюда, только пруток пятиметровый, а тебе нужно два метра. А Петрович уже ушел.

— Ничего-ничего, — говорю я, — у меня есть ножовка по металлу! — И оборачиваюсь.

Нет. Это не может быть мой пруток! Я пытаюсь убедить бабульку, что мне нужен именно пруток, сантиметровой толщины, а она тычет меня мордой в мои бумажки, на которых ясным по белому написано: «Пруток алюминиевый, длина 2 метра, диаметр (внимание) 110 мм». И тут я выпадаю в осадок.

В осадке я провалялась недолго, минуты три. После чего в моей голове родилась идея — надо позвонить и выяснить. Но не тут-то было! Мобильных телефонов тогда еще не существовало, мало того, на складе телефон был только в управлении, а управление, в отличие от склада, работает только до трех. Приехали. А на работе меня ждут с прутком.

— Так, — сказала я себе, — что у нас там с избой, которую нужно поджечь? — И достала из рюкзачка ножовку.

Как я пилила этот пруток! Это апофеозо модерато я буду помнить всю жизнь. Мне достаточно скоро стало тепло, а потом и жарко. Пот заливал мне глаза, когда я терзала вязкий алюминий своей доморощенной ножовкой! Естественно, этот прибор не был предназначен для такой работы. Естественно, распил пошел винтом, и я с ужасом думала, что я сейчас напилю изящную спираль по этому прутку. Но, в конце концов, мне удалось соединить концы распила, и я продолжила свою работу. Два часа я изображала рефлектор в ангаре. Три бабульки в каморке пили чай, периодически выдвигаясь на смотровую площадку и споря, удастся мне этот подвиг Геракла или не удастся.

Подвиг почти удался. Но, когда только в центре прутка остался неотпиленный участок с пятикопеечную монету, ножовка сломалась. Это была катастрофа. Нужно было придумать что-то, чтобы мои старания были не напрасными. И я придумала. Я усадила трех бабушек на один конец прутка, а сама, как бешеный гамадрил, стала прыгать на втором конце. В результате мы его обломали.

Но этим история не закончилась. Заполучив в руки эту металлическую бандуру с изящным конусом на одном конце, я оказалась на улице. У черта в заднице. На улице, по которой изредка ездят машины. Как вы думаете, много желающих было подобрать девицу с двухметровым бревном темным и холодным февральским вечером, когда нормальные люди торопятся домой? Наверняка тот человек, который в конце концов остановился, был добрым самаритянином. Мы запихнули мой груз и меня (потому что вдвоем мы с грузом влезали не очень хорошо) и поехали на Рижский проспект. Когда автомобиль остановился у института, кто-то из товарищей увидел меня, вылезающую из машины. Тут же передали это начальству, и Сережа с криком: «Что же ты так долго!» — вывалился из проходной. И тут он увидел пруток. Его большие выразительные еврейские глаза стали настолько выразительными, что их не испортило даже российское «Еп…».

Кстати, мои навыки по распилу металла потом очень пригодились мне в быту. Достаточно скоро. Видимо, если бы о моей жизни снимали фильм ужасов, он бы назывался неоригинально. «Пила». В их загнивающем Западе такой фильм уже был. Но какой-то он далекий от реальности. А я — гораздо ближе.

Шла я домой — и было мне хорошо. Потому что была суббота, шла я из магазина, несла в пакете овощи и фрукты, а дома, в миске, размораживалась курица, с огромным трудом добытая с самого утра. В те времена курица в миске была равноценна медведю, заваленному с помощью рогатины, так как усилий на ее приобретение затрачивалось примерно столько же.

А еще у меня в пакете — мороженое, которое я очень хотела и купила себе в награду. Черносмородиновое, причем не гнусного розового цвета, а настоящее фиолетовое, с кислинкой. Короче, жизнь играла яркими красками.

В лифт я не полезла — вот еще, руки заняты, а лифт, во-первых, в сетчатой шахте, где нужно дверь самостоятельно открывать, во-вторых, если дверь открыл, то тебя по заду хорошенько приложит сильно подпружиненная внутренняя дверь, в-третьих, этой же дверью тебе прищемит руку, когда ты захочешь закрыть внешнюю, в-четвертых, повезет он тебя только до полтретьего этажа, а в-пятых, из него нужно еще таким же макаром выйти. Ну его.

Поэтому я пешочком, пешочком.

Вот и квартира. Достать ключи, открыть нижний замок, потом верхний… Тут мороженое начинает перемещаться в пакете, и я понимаю, что сейчас его накроет картошкой. Делаю движение на удержание, нечаянно бью коленом в дверь — и все. Катастрофа, приехали.

Верхний замок — ригельный. В качестве запирающего механизма — два штыря. От удара ключ как-то перекосился, выскочил из скважины и больше в нее не вставился ни за что. Потому что один стержень уже убрался в замок, а второй соскочил, воткнулся в гнездо и по-прежнему держит дверь.

Тут я достала мороженое — не пропадать же добру, думаю-то я медленно, и стала обозревать жизненные обстоятельства.

В квартиру не попасть — это понятно. Родители, у которых есть запасные ключи от моей квартиры, на даче. Поехать к ним на дачу — это значит вернуться только завтра, а курица? Моя прекрасная, дивная курица, которая явно заскучает на летней жаре без холодильника? Нет, это тоже не пойдет.

Вызвать мастеров — денег нет. Я что, зря по магазинам ходила? Нет, они есть, конечно, но внутри. А я — снаружи. Вся.

И стала я ломиться по знакомым соседям. Соседи, не будь дураки, тоже все по дачам разъехались — жара. Одну соседку нашла — она с грудным ребенком дома маялась. А муж ее, на которого и была моя надежда, умотал в командировку.