Минут пятнадцать такого диско, и она совсем запарилась — задыхаться стала и верх от купальника сняла. Лучше бы она этого не делала. Грудь тут же опала на положенное ей от природы место.

А потом — самое страшное. Она со сцены слезла и стала к нашему столику подходить. Чем ближе подходит — тем яснее возраст вырисовывается, хоть и сумерки. Грудь в такт шагам туда-сюда мотается, жирок на бедрах живет самостоятельной жизнью, работает под минусовку. Так вот, она подошла и села почти голой жопой прямо на наш столик. Рядом с моей тарелкой. Сидит — потная вся, целлюлит на столе разложила и что-то на ненашем языке лопочет.

Фу. Я аж потом есть не мог, только пиво допил, а за все пришлось же заплатить!

А эта? Ну что — посидела-посидела почти в моей тарелке, да и пошла дальше.

Нет, ребята, доллары я ей в трусы не совал. Я вообще считаю, что за такой стриптиз она должна была мне доллары в трусы совать, но ей взять было негде. Карманов у нее на стрингах было не предусмотрено.

Короче — ура, господа. Да здравствует осуществление мечты.

Кстати, я когда институт-то закончила и на работу поступила, то я там, между делом, первый раз замуж вышла. И просуществовала там, взамуже, четыре года. Особо ничего интересного в нем не происходило, поэтому и заострять внимание на этом времени не буду. Пришлось развестись. И настолько это было, видимо, не мое, что спустя несколько лет приключилась вот такая сцена.

По прошествии лет все, что было связано с моим первым мужем, подернулось каким-то таким флером, что из всего происходившего я точно помню одно — фамилия его была Богданов. (Фамилия-то и осталась мне по наследству — диплом, права, документы на квартиру — все было на Богданову.) Все остальное, включая имя, плавно утекло.

На вопрос Соньки, как же звали того загадочного Богданова, я долго чесала в репе, восклицая: «Гусар же, не суслик, звали же его как-то!», но вспомнить смогла, только заглянув в свидетельство о разводе. Когда я сообщила ребенку, что Богданова звали Павел, Сонька тут же предположила, что он был негр. Когда я спросила, почему же именно негр, она ненадолго возвела очи горе, после чего с чистой совестью выдала фразу: «Ну а как же? Павел Богданов — точно негр!»

К этому времени пришлось мне уволиться из канадской-то конторы. Нет, не подумайте чего, дело было не в том, что я плохо работала. А совсем даже в том, что все мои коллеги намылились на ПМЖ в ту самую Канаду. А я уволилась по причине обострения патриотизма и любви к родине. Ну и развелась заодно.

А поскольку не работать вообще я не умела, то тут же опять нашла себе работу. Вернее, она меня нашла. И стала я работать в турфирме. Нет, поездок в дальние страны мне эта работа не сулила, наоборот. Фирма занималась приемом наших и иностранных граждан в Петербурге. Транспортом, едой, проживанием и развлечением.

Но утешать себя после смены работы и развода как-то было надо.

С детства изучала я французский язык, и меня всегда тянуло в Париж. Ну, хрен с ним в Париж, хоть бы в Израиль, но пересадку все равно хотелось в Париже.

Когда я развелась с мужем и стала совершенно свободной женщиной, на горизонте нарисовался Димка, с которым мы работали на канадцев, и стал склонять меня к страшному.

— А поехали, — говорит, — Галка, в Париж! Прокачу, — говорит, — тебя с твоей неземной красотой в город твоей мечты!

Ну, баба я циничная, поэтому сразу по поступлению предложения определила прямо человеку в лицо, что как я с ним никогда не спала, то и спать не собираюсь, несмотря на осуществление мечт. А он и не настаивал, а наоборот. «И номера у нас будут одноместные, и приставать я к тебе с глупостями не буду, а только мечтаю вдвоем с тобой красотами того Парижу насладиться». Типа, без меня ему и Лувр не Лувр, и Сена не Сена. И я купилась на это предложение. И сделала паспорт, и уже даже чемодан собрала, тем более что знала его как человека порядочного и верного своему слову. Человек напрягается, ищет фирму, покупает путевки. День назначен, путеводитель по Парижу прочитан, все готово.

И что вы думаете, я делаю потом? А вот и приглашаю его на свидание, делаю умное лицо и высказываюсь в том смысле, что поехать с ним за его деньги я никак не могу, а своих у меня нет. Человек в недоумении, а я даже и не знаю, почему так делаю. А вот потому, что воспитание у меня такое. Дурацкое. Поеду я вот так, задаром, в город мечты, а потом буду всю жизнь мучиться, что я этому человеку обязана по гроб жизни. Я что, феминистка, не приведи господи? Или мужская составляющая моего организма все-таки стала превалирующей и не дает заниматься альфонсизмом? А хрен его знает. Но не могу я так.

Или пришлось бы, действительно, в последнюю ночь отдаваться ему, чтобы не быть должной. А я не могу. Поскольку очень я ценила этого человека как друга, но представить себя с ним в одной койке в качестве партнера — это увольте.

И не поехала.

А в Париж-то хочется. Поэтому я поднапряглась и накопила денег.

Дело было, спешу напомнить, в 1993 году.

Значит, так. Поехала я в Париж. Мужа у меня на тот момент не было, поэтому поехала я с мамой — лучший вариант спутницы. Ничего не просит, развлекается самостоятельно. Тур купили не очень дорогой, сопровождающей с нами в самолете не было, а должна она была нас ждать уже в аэропорту Шарль де Голль у тридцать четвертого выхода. Ну хорошо. Сели — полетели. А, надо сказать, посетить Париж было моей давнишней мечтой, хоть умирать я пока еще не собираюсь. Зато в школе изучала французский язык, и эта самая Тур Эйфель засела в моей голове прочно.

Да, небольшое отступление. Исполнение мечты не бывает простым, поэтому в самолете я почувствовала: поднимается температура, что на Рождество — самое то, а на губе плавно выпячивается простуда — впервые в жизни.

Прилетаем, встаем в очередь на паспортный контроль. Вижу — очередь как-то медленно двигается. Пошла смотреть, что такое; оказалось, на стойке нет заявки с резервацией отеля на нашу группу, и у народа начинают плавно отбирать паспорта, поскольку бюрократы французы еще те. А перспектива провести десять дней в аэропорту не радует ни разу. Мы с маман из очереди выплыли, и я даме-офицеру говорю (на ихнем, то есть, языке): «Дама, нас там у 34 выхода ждет гид, у нее подтверждение брони есть, может, пошлете туда кого?» Она мне культурненько так: «Фиг, у меня своих дел по горло».

Ну, отбежали мы в сторону. Налево, естественно, все левее, левее и добежали до полицейского участка. А там два ажана. Я им свою песню: «Мы — туристы из России… 34 выход… пожалуйста», а они мне: «Ой-вэй, мадемуазель, у нас тут два индуса с грузом анаши, нам не до вас, решайте ваши проблемы сами. И нечего так орать». Ну, в ближайший час я бегала по аэропорту, чувствуя, что температура поднимается в поднебесные высоты, а моя беда никому не интересна.

Потом, смотрю, мальчик молоденький у какого-то прохода мается. Бросаюсь я, натурально, ему на грудь и начинаю свою песню. И плачу, знаете ли, натуральной слезой. Одной, из левого глаза. Он испугался и говорит: «Я вас сейчас к начальнику аэропорта провожу, только вы ему не говорите, что это я». Соглашаюсь, конечно, и мы идем по каким-то коридорам. (Кстати, все предыдущее время я бегала не одна, за мной, как на собачьей свадьбе, бежала сворка туристов из нашей группы, причем одна бабулька постоянно восклицала: «Мадам травай!» Что она имела в виду, осталось невыясненным.)