– Ей бы копье, – сказал сир Барристан после второй атаки. – Кинжал – плохое оружие против вепря.

«Заботливый дедушка», – не зря Даарио его так прозвал.

Нож Барсены стал красен, но тут вепрь призадумался. «Он умнее быка и больше в лоб нападать не станет», – поняла Дени. Барсена сделала тот же вывод и подошла ближе, крича и перекидывая кинжал с руки на руку. Когда зверь попятился, она выругалась и полоснула его по рылу. Ей удалось его разозлить, но отскочить назад она опоздала, и клык вспорол ей левую ногу от бедра до колена.

Тридцать тысяч человек дружно издали стон. Барсена, выронив нож, прыгала на одной ноге, но далеко уйти не смогла: вепрь насел на нее. Дени отвернулась и спросила Силача Бельваса:

– Ну что, храбрый она боец? – Над песком повис жен ский вопль.

– Дралась храбро, а визжать не годится. У Бельваса уши болят. И живот. – Евнух потер свое круглое пузо, испещренное белыми шрамами.

Вепрь потрошил Барсену, и этого королева уже не вынесла. Жара, вонь, мухи, крики толпы… дышать нечем. Она сорвала с себя покрывало, тут же унесенное ветром, и стала разматывать токар. Жемчужины задребезжали.

– Кхалиси, что ты делаешь? – воскликнула Ирри.

– Снимаю свои кроличьи уши. – Дюжина человек с толстыми копьями, выбежав на песок, отгоняли вепря от трупа женщины. Распорядитель, щелкая кнутом, помогал им. Дени встала. – Не проводите ли меня обратно в мой садик, сир Барристан?

– Но впереди еще много всего, – растерялся Гиздар. – Потеха с шестью старухами, затем еще три поединка – и, наконец, Белакуо с Гогором!

– Белакуо победит, – сказала Ирри. – Это все знают.

– Все знают, что Белакуо умрет, – ответила Чхику.

– Умрет либо один, либо другой, – подытожила Дени. – А тот, кто выживет, умрет в какой-нибудь другой день. Я совершила ошибку.

– Силач Бельвас объелся саранчой, – сморщился евнух. – Молока ему надо.

– Миэринцы пришли сюда, чтобы отпраздновать наш союз, моя королева, – настаивал Гиздар. – Ты же слышала, как они приветствовали тебя – не отвергай их любовь.

– Они приветствовали мои кроличьи уши, а не меня. Уведи меня с этой скотобойни, муж мой. – Вепрь хрюкал, загонщики кричали, кнут щелкал.

– Нет! Останься, очень тебя прошу. Мы сократим зрелище до комедии и финального поединка. Закрой глаза, если хочешь, этого никто не заметит, все будут смотреть на бойцов. Не время сейчас…

На лицо Гиздара легла тень.

Арена с амфитеатром затихли, все глаза обратились к небу. Дени овеяло теплым ветром, шум крыльев заглушил биение ее сердца. Двое копейщиков метнулись в укрытие, распорядитель застыл на месте, вепрь вернулся к Барсене, Бельвас со стоном упал на колени.

В небе темным силуэтом кружил дракон. Чешуя черная, глаза, рожки и спинные шипы кроваво-красные. Ее дикий Дрогон, и без того самый крупный из всех троих, подрос еще больше: угольно-черные крылья вытянулись на двадцать футов в длину. Он хлопнул ими, облетая арену, и это походило на гром. Вепрь поднял голову, хрюкнул… и закрутился в вихре черного пламени. На Дени пахнуло жаром. Горящий зверь кричал, будто человек. Дрогон опустился на песок, скогтил дымящуюся плоть и стал есть, не делая различия между Барсеной и вепрем.

– О боги! – Сенешаль зажал рот, Силач Бельвас шумно извергал съеденное. К страху на бледном продолговатом лице Гиздара зо Лорака примешивалось возбуждение и даже восторг. Пали, путаясь в токарах, помчались вверх по ступеням. За ними последовали другие, но большинство остались сидеть.

Один из копейщиков, спьяну или в припадке безумия, взял на себя роль героя. Возможно, он был тайно влюблен в Барсену или слышал что-то о девочке, которую звали Хазея, – а нет, так просто мечтал прославиться и остаться жить в песнях. Взметая песок, он ринулся с копьем на дракона. Дрогон вскинул голову, капая кровью из пасти, а герой вскочил ему на спину и вогнал копье у основания длинной шеи.

Дени и Дрогон вскрикнули в один голос.

Герой налегал на копье, дракон выгибался, шипя от боли и мотая хвостом. Драконья голова на змеиной шее повернулась назад, крылья растопырились. Герой, не устояв, упал на песок, зубы дракона сомкнулись на его руке ниже локтя.

– Нет! – только и успел крикнуть несчастный. Дрогон оторвал ему руку и швырнул ее прочь, как собака – убитую крысу.

– Убейте его, – крикнул Гиздар другим копейщикам. – Убейте чудовище!

– Не смотрите, ваше величество, – крепко держа Дени, сказал сир Барристан.

– Пустите! – Она вырвалась, спрыгнула на песок, потеряла одну сандалию.

Ей казалось, что все это происходит медленно. На бегу она ощущала голой ступней горячую зернистость песка. Сир Барристан звал ее, Бельваса выворачивало. Она прибавила ходу.

Копейщики тоже бежали – кто к дракону, кто прочь от него. Герой дергался, орошая песок кровью из огрызка руки. Его копье так и торчало в спине у Дрогона, нанесенная им рана дымилась. Дракон изрыгнул пламя, охватившее двух людей с копьями; хвост перебил зашедшего сзади распорядителя пополам. Еще одного, целившего копьем в глаза, Дрогон поймал зубами и разгрыз, как орех. В амфитеатре стоял крик и вой.

– Дрогон! – что есть мочи вскричала Дени, слыша за собой чей-то топот. – Дрогон!

Он повернул к ней голову. Из пасти и от капающей на песок крови шел дым. Крылья, сделав взмах, подняли песчаную бурю, ослепшая Дени закашлялась.

Черные зубы щелкнули в паре дюймов перед ее лицом. Нет! Неужели он ее не узнал? Так ведь и голову оторвать недолго! Дени споткнулась о труп распорядителя и упала.

Дрогон взревел, обдав ее жаром. В разверстой пасти виднелись осколки костей, куски обугленной плоти. Дени смотрела туда, будто в жерло ада, не смея отвести взгляд. Если она побежит, он спалит ее и пожрет. Септоны Вестероса говорят о семи небесах и семи преисподних, но Вестерос и его семь богов далеко. Быть может, лошадиный бог дотракийцев прискачет за ней и унесет ее в звездный кхаласар, где она будет разъезжать по ночному небу со своим солнцем и звездами? Или гневные боги Гиса пришлют гарпий, которые утащат ее на муки? Дрогон ревел ей прямо в лицо, обжигая кожу.

– Сюда! – кричал позади Барристан Селми. – Иди ко мне!

В раскаленных красных глазах Дени видела себя – маленькую, слабую и напуганную. Нет. Нельзя показывать ему своего страха. Пальцы нашарили в песке рукоятку кнута. Дрогон взревел так, что Дени чуть не упустила свою находку, и снова лязгнул зубами.

– Не смей. – Дени хлестнула его что есть силы, и он отдернул голову. – Нет! – Новый удар шипастого ремня пришелся по морде.

Дрогон встал, накрыв ее тенью крыльев. Дени принялась охаживать его по чешуйчатому брюху. Выгнув шею, как лук, он плюнул в нее огнем. Она увернулась.

– Лежать! – В новом реве слышались страх, ярость и боль. – ЛЕЖАТЬ!

Дрогон хлопнул крыльями раз, другой… и сложил их. Зашипев напоследок, он распластался на брюхе. Черная кровь струилась из раны от копья и дымилась, капая на опаленный песок. «Он воплощенный огонь, – сказала себе Дени, – и я такая же».