Я чувствую, как Принц пытается задвинуть меня назад, прикрыть собою, и отстраняюсь, высвободив руку.

– И на твое сердце. Оно должно было биться за мир. Должно было принести…

Я умолкаю, пораженная яростным блеском твоих глаз – чернота едва ли не стекает из них по фарфоровой коже.

– О, какая знакомая песнь. Ты что, правда не догадалась? – Ты улыбаешься, и на миг мне чудится горькое отчаяние в этой улыбке, но в следующую секунду она уже напоминает звериный оскал. – Мать рассказала мне о пророчестве той безголовой дуры в надежде направить злобное дитя на путь света. Думала, это поможет мне уверовать и обрести цель. Знаешь, как быстро я поняла, что речь не обо мне?

Пол под моими ногами дрожит, мраморные плиты вздымаются, узор дробится, и из ломаных трещин золотыми змеями вырываются туго сплетенные пряди волос. Я пытаюсь отскочить, но путы уже стягивают мои ноги покрепче иных веревок.

– В тот день рухнуло левое крыло нашего славного замка.

Ты шевелишь пальцами, будто перебираешь невидимые струны, и рядом со мной, в плену твоих волос, точно в коконе, падает Принц.

– Знаешь, как легко я догадалась, кто главная героиня этой истории? И что мне уготована роль орудия… и бессловесного стимула…

Ты изгибаешь бровь – и Принц глухо вскрикивает и изгибается на полу гигантской золотой гусеницей.

– Прекрати! – Я и сама с трудом держусь на ногах, но все еще пытаюсь ослабить хватку бешеных прядей. Единственная рука плотно прижата ими к телу. – Мама никогда не считала тебя злом…

– Разумеется! – яростно перебиваешь ты, почти срываясь на крик. – Я создала сильнейшего ведуна. Я превратила жалкого светоносного пастыря в мага светотени, как в древности! Я принесла мир на каждый клочок земли, сплотив королевства против единого врага. Без меня баматийские пустынные дикари давно бы покусились на лостадские снега, Арьён и Трогмерет медленно истощали бы друг друга, а земли отверженных расползлись бы во все концы, отравив океан и пропитав гнилью горы. С чего бы кому-то считать меня злом? Меня? Я спасла наш край от участи куда более страшной, чем пара разрушенных дворцов.

– Значит, пророчество все же о тебе, – шепчу я и падаю на колени.

Волосы, ничуть этим не удовлетворенные, рассекают одежду и впиваются в кожу.

– Нет. Оно отнимало у меня самое желанное. – Ты приближаешься еще на пару шагов и словно любуешься мною. Точнее, моей коленопреклоненной позой. – То, что мое по праву рождения. То, что я заслуживаю как никто другой. Поэтому пришлось взять самой. Но знаешь… так даже лучше. Зачем мне одна Ирмания, когда можно получить все семь королевств?

– Все семь королевств тебя ненавидят, – хрипит Принц, и мне больно смотреть на его тщетные попытки освободиться.

– О, а я тебя и не заметила. – Ты ненадолго оставляешь меня и склоняешься над ним. – Привет, малыш. Прелестные глазки.

Принц отвечает что-то резкое, грубое – я теряю нить, потому что наконец-то вижу Кайо. Темное облако клубится под куполом, наливается чернотой, сгущается, а потом отнюдь не совой – атакующим ястребом срывается вниз и с разгону врезается мне в плечо. Я не вскрикиваю, но заваливаюсь набок, и от сковавшего тело холода перехватывает дыхание.

«Не надо, – мысленно молю я, чувствуя новые капли тьмы в крови. – Не надо, не надо, пожалуйста».

Но слияние не остановить.

Тьма, густая, вязкая, плотным панцирем обхватывает мое правое плечо, а затем стекает по нему вниз, обретая знакомые формы. Секунда, две, три. Пять. И я могу пошевелить пальцами руки, выросшей из обрывков пустого рукава.

Рука черная и гладкая, твердая, но гибкая, подвижная, совсем как настоящая. Словно зеркальный камень, она отражает искаженные уголки тронного зала и твое перевернутое лицо.

Тук-тук-тук – стучит под чернильной кожей крохотное сердце, а потом затихает, и я понимаю, что Кайо больше нет.

Зато есть кинжал, выскользнувший из новой каменной плоти в ладонь. Кинжал, который три года назад вонзил в меня Принц. Который прошел с нами весь этот путь, умылся в жаровом пламени и был спрятан во тьме, чтобы в нужный момент попасть в мою руку. Но Кайо увидел меня в плену твоих волос и…

– Так у тебя был план. – Ты снова стоишь надо мной и улыбаешься снисходительно. – Неплохо. И что дальше?

Дальше… я падаю в ледяную бездну. Не остается ни чувств, ни мыслей, только сосущая пустота внутри и гладкая черная рука, живущая собственным разумом. Я провожу клинком по груди, рассекая плотный кокон волос, и ты отшатываешься, с трудом удержавшись на ногах.

– Что ты…

Но я уже стою, сбросив путы словно плащ и не обращая внимания на выступившую на рубахе кровь – видимо, резанула слишком глубоко.

Ты еще не понимаешь. Да, злишься, но продолжаешь улыбаться, словно предвкушая мой провал, и снова шагаешь ко мне, раскинув в стороны руки:

– И все же ты меня разочаровала. Такая наивность. Ну давай. Давай! Ты правда решила, будто суме…

Я точно знаю, куда бить, и, кажется, слышу мерзкий чавкающий звук, когда клинок входит в сердце. Слышу его оглушительно громкий удар, волной накрывший тронный зал. Стены, пол, потолок пульсируют, словно все вокруг – это и есть ты и самая обычная с виду сталь, в которую я не слишком верила, пронзила не просто твою грудь, а сердце мира.

Наконец на твоем лице проступает осознание. Улыбка искажается, по щеке скользит одинокая темная капля – не то слеза, не то кровь. Бледные изящные пальцы цепляются за мое запястье в слабой попытке выдернуть кинжал, но я сжимаю свободной рукой твое плечо и с отчаянным криком давлю еще, всаживаю клинок по самую рукоять.

И тогда ты оседаешь на пол, а я опускаюсь следом, не в силах выпустить тебя из своих объятий. Все происходит слишком медленно, слишком тяжело. Ты лежишь на моих коленях, царапаешь острыми ногтями черную твердь моего запястья, не причиняя никакого вреда, и смотришь, просто смотришь, отчего сковавший мое нутро лед дает трещину.

Чувства возвращаются сначала тонкой струйкой, а потом лавиной. Хлынувшие слезы туманят взор, стирают твой образ, и я остервенело их смахиваю, потому что хочу видеть.

Видеть, как с последним вздохом тьма отступает из твоих глаз – я и забыла, какой у них на самом деле нежный голубой цвет.

Видеть, как уголки твоих губ снова приподнимаются, но на сей раз это светлая улыбка. Улыбка облегчения.

Видеть, как умиротворение разглаживает твои черты, позволяя вновь стать той, кого я так неистово любила.

Видеть… тебя.

– Моя Королева, – шепчу я, прижимаясь губами к твоему холодному лбу.

И так и замираю. Просто не могу отстраниться.

Я знаю, что прошли считаные секунды и меня вот-вот настигнут карающие мечи стражи или горькая, как дым, магия Экзарха. Я жду… возможно, даже жажду этого, но ничьи шаги не нарушают тишину.