Не звенит оружие, никто не отдает приказов.

Когда я наконец решаюсь поднять голову и оглядеться, то поначалу вообще не замечаю людей – только бесконечные волны твоих золотых волос, которые уже не сияют, но остаются все такими же прекрасными. Затем от одной из колонн отделяется стражник, делает несколько неловких шагов, словно новорожденный жеребенок, и, удивленно уставившись на свои руки, роняет меч.

Да, я могу прочесть удивление на его лице, обретшем черты.

Чуть левее еще один отбрасывает секиру. И еще, и еще. Звон брошенного оружия раздается со всех концов, и вскоре в него вплетается тихое мычание, словно солдаты пытаются что-то сказать друг другу… и не могут.

Продолжая прижимать к себе твое мертвое тело, я перевожу взгляд на возвышение с тронами, где тоже неожиданно возникает жизнь. Бледный седой Король, упираясь дрожащими руками в подлокотники, встает и молча смотрит на обугленные останки у своих ног. Очевидно, останки Экзарха, то ли рожденного твоей магией, то ли порабощенного ею.

«Берегитесь пса о двух ногах. Сердце его съедено».

Его сердцем была ты. Значит, я убила сразу двоих.

Когда целый и невредимый Принц опускается передо мной на колени, я все еще не могу говорить, но он этого и не требует. Лишь проводит ладонью по твоему застывшему лицу, закрывая глаза, а потом один за другим разжимает мои пальцы, которыми я, оказывается, так и сжимаю рукоять кинжала.

Именно в этот момент я замечаю движение под зеркальной поверхностью своей новой руки. Словно маленькая рыбка плещется в ее черных глубинах и поднимается все выше, выше, пока не упирается в преграду. И вскоре нить за нитью наружу выбирается знакомый опаленный лоскуток.

В первые секунды невесомый, он плывет по воздуху, а потом медленно опускается на твою бездыханную грудь.

«Когда ты увидишь его в следующий раз, Королева падет».

– Но имя ее не будет забыто, – тихо отвечаю я словам Мертвой.

И наконец нахожу в себе силы тебя отпустить.

Легче станет не сразу, я знаю. Но я даже смерть мамы пережила, так что и с этим свыкнусь, ведь на сей раз у меня есть утешение.

Волк, который наконец может отправиться домой.

Искра, познавшая свою суть.

Целое королевство людей, вернувших себе лица и свободу воли.

А еще Принц. Теперь у меня есть Принц.

Олвитанский берег совсем не похож на ирманский. Небо здесь ниже, ветры – злее, а волны – выше.

Я сижу на грубом каменном парапете, поджав под себя ногу, и наблюдаю за суетой в порту. Народу и кораблей там столько, что еще парочка – и им придется швартоваться друг на друге, а крики, наверное, уже сейчас слышны даже в Лостаде.

– Дикий люд, – ворчит сидящая рядом Искра, пытаясь совладать с необузданными рыжими прядями, что никак не желают оставаться в косе. – Дали б бедолаге отдышаться.

Бедолага – это олвитанский Король, как оказалось, сохранивший остроту ума, хоть и утративший крепость тела. Весть о возвращении власти в его руки разлетелась по миру раньше, чем сгорел в жаровом пламени твой последний волосок, и когда я закрывала шкатулку с твоим прахом – в порту уже толкались корабли первых посланцев, жаждущих либо воспользоваться слабостью обезумевшего правителя, либо заключить союз с победителем.

Взращенная тобой чаща вдоль сухопутных границ вынудила даже трогмеретцев, арьёнцев и лейдфарцев идти по морю, что вряд ли их сильно порадовало, так что сейчас остается только посочувствовать Королю. Впрочем…

– Думаю, он рад заняться делом, – говорю я. – Рад… жить.

Искра передергивает плечами:

– А Принц?

– Что Принц?

– Он тоже рад торчать во дворце?

Я поджимаю губы и отворачиваюсь.

Мы покинули Абру три дня назад, и все это время я жду Принца. Он просил не отплывать без него, хотел проводить, проститься, но, похоже, никак не может вырваться из лап воспрявшего от трехлетнего сна брата.

– Он приедет.

– Ага, – фыркает Искра. – Смотри, капитан уже бьет копытом. Говорит, даже будущей королеве не положено так его задерживать.

Я вздыхаю:

– Ты опять?

– А что я? Воду в решете не удержишь.

– Вы с Волком сами эту воду и расплескали! – Я возмущенно вскидываю руки. – Зачем было разносить эти сплетни?

– Никаких сплетен, – улыбается Искра. – Лишь мудрость древней провидицы. Готова поспорить, ирманские министры уже ждут тебя на берегу с венцом наперевес, дабы проверить, признает ли он в тебе королевскую кровь.

Я закатываю глаза и вздыхаю:

– Думаешь, мне нужен этот венец?

– Думаешь, тебя кто-то спросит? Такая кровь не только наделяет силой, но и обязывает. Трон – это не просто удобный стульчик, но долг. Ты последняя из рода, и, поверь, министры с радостью свалят на твои плечи все проблемы разоренного королевства. Тем более под прикрытием столь громкого пророчества.

– Его можно толковать по-разному, – вяло отзываюсь я.

– Точно. Поэтому мы с Волком слегка его изменили, чтобы избежать разночтений.

– Вы…

– Когда дочь твоя станет невестой, – прерывает меня Искра, – она пробудит для Ирмании мудрую и благородную правительницу. Когда дочь твоя станет женой, она наделит даром ведуна будущего ирманского короля. Что скажешь? Не так изящно, как было, но куда точнее.

– Вы безумцы, – шепчу я.

– Мы вестники, – возражает она. – К тому же я всегда мечтала побывать на королевской свадьбе.

Чувствуя, что краснею, я вновь перевожу взгляд на неспокойное Закатное море.

– А Принц мечтает восстановить родной Олвитан. Так что зря вы решаете за нас…

Искра смеется, громко, искренне, и мне на глаза от обиды наворачиваются слезы.

– Боги, девочка, похоже, все это время мы с тобой общались с разными Принцами. Я, например, увидела в нем совсем другие мечты и желания.

– Знаешь что… – Я спрыгиваю с парапета, трясу затекшей ногой и гневно смотрю на Искру. – Не надо… в это лезть. Он нужен Олвитану, а я… просто хочу домой. Министры найдут кого короновать, и все эти глупые…

– Знаешь что, – перебивает она, тоже вставая, – не время прятать голову в песок. Охотник погиб, потому что верил в тебя. И так же поверят тысячи, услышав слова Мертвой. Повторяю, это не выбор, а долг. Не награда, от которой можно отказаться, но величайшая честь, потому что с каждой минутой при звуке твоего имени все в новых и новых сердцах разгорается надежда. Ты в ответе за них.