Он улыбается, Искра фыркает, Волк закатывает глаза.

А я смотрю на них сквозь набежавшие слезы – виновато солнце, не иначе – и думаю не о прощании, но о прощении. Ведь если мир подарил мне этих людей, то, может… я его заслужила?

«Юная Королева нас покинула» – так пишет о тебе вдовый Король всем соседям в надежде починить сломанное.

Я тоже получаю письмо, будто не приложила ко всему этому руку.

И смеюсь, будто ты действительно когда-нибудь нас покинешь.

Не во снах, так в мыслях наяву – я вижу тебя повсюду.

Только выпавший снег напоминает о минувших месяцах.

Ладно, еще щетина, невесть откуда взявшаяся на идеальном лице Принца. Я касаюсь ее сразу обеими руками – и левую пронзает дрожь, а по правой бежит холодок.

Принц смеется, накрывает мои ладони своими и, чуть повернув голову, целует запястье.

– Я тоже скучал.

Скучал. Какое… скучное и неправильное слово.

Мы стоим посреди дворцового сада, куда его проводили слуги, и, вспомнив наш последний разговор, я отстраняюсь и придирчиво оглядываю наряд Принца.

– Твой шейный платок совсем не подходит к моему платью, – замечаю с притворной обидой.

– Не ври, ты не в платье, – хмыкает он.

– Откуда знаешь?

– Вряд ли ты станешь носить их без острой необходимости. И встреча со мной точно не тот случай.

Он прав и неправ одновременно.

Я по-прежнему не привыкла к пышным и неудобным нарядам, но стремлюсь к этому. Мне нравится плавность, которую обретают мои движения, стоит только надеть платье, и нравится смотреться в зеркало. Не из тщеславия, просто я становлюсь очень похожей на маму, и это лишний повод ее вспомнить. И уж тем более я бы хотела принарядиться для Принца – и неважно, увидит он это или нет, – но так замучила Искру сборами, что она вытолкала меня из комнаты в тренировочном костюме и бросила следом теплый плащ. Хорошо хоть не голышом.

Так что да, я соврала, вот только причину он не угадал.

– Встреча с тобой – повод для торжественного бала, а ты сомневаешься, что я выбрала достойный наряд?

– Мне тебя ощупать? – ухмыляется Принц.

И я на всякий случай отскакиваю подальше:

– О нет, такого благородное общество точно не поймет и не простит. – Но тут же снова приближаюсь и беру его за руку: – Идем. Хочу тебе кое-что показать.

– Уверена, что «показать» – нужное слово?

– Уверена.

Несмотря на мороз, сад пропитан цветочными ароматами и чарами придворных магов, которые сползлись в Бронак со всего королевства, едва прознав о твоей смерти и о появлении новой наследницы. Не то чтобы я жалуюсь – без их помощи восстановить дворец было бы невозможно, – но сейчас велик риск, что из-за отголосков чужой силы Принц не увидит главного. Того, что грело мое сердце все эти холодные одинокие месяцы.

Я тяну его по тропе мимо усеянных огоньками и припорошенных снегом деревьев, мимо кустов, превращенных в диковинных зверей руками умелых садовников и капелькой магии; мимо беседок, пустых фонтанов и клумб. Туда, где когда-то мерцала иллюзия безголовой Мертвой. Туда, где была жуткая пещера, которую мы первым делом вычистили и засыпали землей.

Туда, где я развеяла твой прах и как-то утром обнаружила…

– Что ты видишь? – спрашиваю я Принца, когда мы останавливаемся.

Сердце мое заикается, дыхание частит. Я так отчаянно хочу верить, что…

– О, – только и произносит Принц, затем шагает ближе и повторяет: – О…

И это все?

Разочарованная, я пытаюсь отойти, но он удерживает.

– Она прекрасна.

– Она? – шепчу я. – Ты… правда видишь?

– Я… Я вижу спящую девушку. Не вспышкой, нет, легким мерцанием. Это очень теплая магия. Нежная.

Я шмыгаю, вытираю нос тыльной стороной ладони и, прижавшись к его боку, тоже смотрю на «спящую девушку», только для меня это россыпь бледно-сиреневых цветов.

– Колокольчики, – говорю я тихо. – Они выросли сами и не умирают, даже сквозь снег пробились. Искра хотела повыдергивать, перекопать тут все, но… я вижу силуэт. Она правда словно спит на земле. Такая мирная. Ведь за всей этой силой, за жаждой власти она ведь была… была…

– Да. – Принц обхватывает меня за плечи. – Она была.

Мы молчим. Не знаю, о чем думает он, но я – о тебе. О том, что ты наконец обрела покой.

– А Искра поставила прах Охотника на полку в таверне, – говорю я через несколько минут. – Мол, возьмет его с собой, когда отправится в путь, и разнесет по всем королевствам.

– И когда она собирается в путь? – Я слышу, что Принц улыбается.

– В любой день. Только Волка дождется.

Их отношения все еще вызывают у меня недоумение, но Волк ей пишет, и я вижу, с каким лицом Искра читает эти послания, поэтому не вмешиваюсь.

– Кстати! – вдруг вспоминаю я и взбудораженно хватаю Принца за грудки. – Мы тут вычитали про жар-птиц. Их пение лечит больных и исцеляет слепцов, представляешь? Ну, так утверждают легенды. Я слышала, как поет Искра, такое скорее еще и оглушит заодно, но… может, попробуем? Пока она здесь.

Принц не отвечает так долго, что я начинаю волноваться и даже встряхиваю его легонько, чтобы привести в чувство. Но он лишь улыбается, спокойно, нежно, и качает головой:

– Я знал об этом. Не нужно.

– Но… почему? Помнится, ты так жаждал меня увидеть, что согласился на глупый обмен с Каменной Девой!

– И ничуть об этом не жалею. Только возвращенные глаза не просто так оказались слепы. Помнишь, как Мертвая попросила меня задержаться? Она сказала, слепота пробудила дар, а зрение – заберет его.

– И? – Я медленно опускаю руки. – Предпочтешь проблески из будущего реальному миру?

– Скажем так, – Принц касается пальцами моей щеки, отводит волосы со лба, – дар советует подождать, ибо он мне еще пригодится. К тому же слепота обостряет иные чувства. Я слышу, как бьется твое сердце.

– Я зрячая, но слышу, как бьется твое, – бормочу я, и он смеется.

– Ты задолжала мне поцелуй.

– Ты мне тоже кое-что задолжал. Историю, помнишь? «Когда выберемся отсюда…»

– Ах, да. Хм… Так. Есть кое-что. – Он легко обнимает меня за плечи и замирает близко-близко, отчего каждое слово касается моего лица теплым облаком. – Знал я одну девчонку – глаз не отвести, даже таких бесполезных, как у меня. Знакомство наше не задалось, но сердце у нее такое огромное и пылкое, что мне даже не пришлось вымаливать прощение. Очи ее – будто мед на солнце, голос – как песнь ручья. Левая ее рука – ослепительный свет, а правая – черная птица. Только ее лицо я вижу в вечном мраке, только ее.