него стоял маленький навьюченный осел и губами обрывал желтые, сморщившиеся листья.

— Явился-таки, ясновельможный оракул! — крикнул Васак, приветствуя издали.

Я поторопил осла. Вскоре мы поравнялись. Васак вывел своего осла на дорогу. Он тоже был навьючен гончарными изделиями.

— А я знал, что ты ждешь меня тут, — объявил я.

— Чего же медлил? — буркнул Васак, стараясь скрыть радость встречи. — Если еще немного задержался бы, я бы один пошел. Думаешь, без тебя дорогу не найду?

— Ну и не ждал бы! — обиделся я. — Я тоже не очень-то в провожатых нуждаюсь.

Теперь уже совсем рассвело. Склоны и косогоры, открывшиеся справа и слева от нас, были голы и безжизненны. В складках далеких гор сверкали белизной полоски снега.

Некоторое время мы шли за ослами молча.

— Не люблю зиму, — первый нарушил молчание Васак. — Когда я смотрю на голые деревья, мне кажется, что я смотрю в глаза мертвеца. Они такие же холодные, как зима.

— Сегодня только конец октября, — заметил я, — и крещенских морозов как будто не видно.

— Все равно зима, — сказал Васак, — соловей не поет — значит, зима.

Он говорил с трудом. Зубы еще не перестали стучать.

— Послушал бы тебя парон Михаил, последний волос поседел бы у него от таких разговоров, — сказал я.

— От твоих ему тоже несладко приходится, — съязвил он, — особенно когда это касается склонений.

— Мерзлячка! — крикнул я, задетый за живое. — Послушать тебя, можно подумать, что ты и во сне по-русски разговариваешь.

Солнце наконец взошло. От далеких гор повеяло теплом. Васак достал зеркальце, поймал трепетный луч солнца. Розовый зайчик полоснул меня по лицу.

— Давай, Ксак, сегодня без скандала, — сказал я серьезно. — Чего доброго, Мариам-баджи услышит, всполошит стариков — будут беспокоиться.

Васак так улыбнулся мне, будто между нами ничего не произошло.

Дорога шла то вниз, то вверх. Мы продолжали путь, спускаясь в долины и вновь поднимаясь на гребни гор. Солнце стало припекать. Васак совсем отогрелся.

— Передохнем, закусим, — предложил я.

— Люблю умные разговоры! — весело отозвался Васак, отыскивая глазами место для привала.

Свернув с дороги и привязав к кусту ослов, мы уселись на скале и развернули свои платки с провизией.

После сытного завтрака меня стало клонить ко сну. Я прислонился спиной к нагретой солнцем скале, и то, о чем я думал, сразу стало видимым, осязаемым. Вот я, окруженный покупателями, как дед, щелкаю пальцем по поверхности кувшина, поднося звенящую посудину к уху знатной дамы. А вот, уже вернувшись из Шуши, важно шагаю по улице своей деревни, провожаемый завистливыми взглядами сверстников. Мелькнуло личико Асмик, склонившееся над стальным, торчащим зубьями вверх гребнем… Она чешет на крыльце шерсть, не переставая двигать челюстями. Это она жует подаренную мной липучку.

— Тронулись! — донесся до меня голос Васака.

— Да, надо двигаться, — говорю я, потягиваясь, с трудом стряхиваю с себя сон и иду отвязывать осла.

За бугром следовал бугор. Со склонов гор на нас смотрели селения: горстки домов с плоскими крышами, как две капли воды похожие на наши. Близ одного села мы увидели разбросанные колья.

Васак из-под ладони — солнце било в лицо — посмотрел на них.

— Не я буду, если это не межевые знаки валяются, — определил Васак.

— Они, — подтвердил я. — Точно такие же, как у нас: толстые, с острыми концами.

— Видать, и здесь богачи лютуют, если межевые знаки повытаскивали из земли…

Мы вошли в лес. Деревья еще не были голы, кое-где суетились даже птицы. Я срезал еще гибкую лесовину, очистил ее от веток и сучков. Васак сделал то же самое. Теперь у нас есть чем погонять ослов. Но ослы и так бодро семенили под ношей.

Кусты дубняка и молодой орешник царапали вьюки. Густые заросли угрожающе загораживали путь. Меня стал разбирать страх за судьбу наших глиняных щеголей в мешках — они могли разлететься на куски от самого легкого удара о дерево. Я посмотрел на Васака. Каждый раз, когда надвигалась беда, он весь сжимался. Вся его фигура добросовестно отражала и беду, в какую мы попадали на заброшенной тропинке, и законный страх, какой внушает лес.

Какой-то зверек, шурша листьями, метнулся прочь. Пробежал и спрятался за кустом.

Храбрясь, мы переглянулись, посмеялись. Такое уже однажды мы испытали, когда отправились смотреть «шахту» дяди Шаэна. Но там был всезнайка Саша, и мы стеснялись его, не выдавали страха. Он бы нас высмеял. Саши здесь нет, но мы все равно стесняемся признаться, что нам страшно. А вдруг откуда-нибудь выскочит волк. Или медведь. В наших лесах чего только не водится.

Дорога, неожиданно вырвавшись из леса, побежала по косогору, залитому солнцем. Все повеселело кругом. И ослы зашагали резвее, и мы приободрились, радуясь тому, что миновали лес, полный опасностей. Мы чувствовали бы себя совсем хорошо, если бы точно знали, что идем в Шушу. Но уверенность в этом постепенно нас покидала. К тропинке, по которой мы шли, сходились все новые и новые тропы, потом они веером разбегались по сторонам. Поди разбери, которая из них ведет в Шушу!

— Если мы заблудились, — впервые высказал вслух свои опасения Васак, — то лучше нам сразу вернуться домой.

— После такого позора я на глаза деду не покажусь! — заявил я решительно.

А тропы впереди все разбегались.

Тогда мы целиком положились на своих вислоухих друзей, предоставив ослам самим выбирать дорогу, позабыв, что эти несчастные животные не только глупы, но и упрямы. Из всех тропинок они обязательно выбирали ту, которая шла под уклон.

Вскоре пришлось убедиться, как верна поговорка: «Кто избирает себе в советники осла, сам осел». На развилке дорог мы остановились, не зная, куда двигаться дальше.

Впереди показались фигуры двух спускавшихся по крутизне людей.

— Давай спросим, — предложил Васак.

— Давай.

Спутники подошли ближе, и мы могли разглядеть их. Один был мальчик в большой папахе, закрывающей ему лоб до самых глаз, другой — рослый мужчина, по-видимому его отец.

Мальчик шел впереди, ведя за собой мужчину как слепого. У обоих в руках было по большому посоху. Сомнений не было — путники были нищие. Они шли нам навстречу, и мы вскоре поравнялись с ними.

— Что везете, мужики? — спросил старший.

— Ударишь раз — ничего! — ответили мы бойко, как подобает отвечать заправским гончарам.

У слепого нищего вдруг открылись глаза.

— Ого, кого я вижу! — всплеснул он руками. — Вот поистине: гора с горой не сходится, а человек с человеком — всегда.

Нас точно громом сразило: не привидение ли это?

— Откуда взялся, дядя Шаэн? Ты же бежал, — первым оправился от охватившего нас оцепенения Васак.

— Бежал? — удивился Шаэн. — Зачем мне бежать, парень? Я по своей земле хожу, каждый куст —