…День разгулялся! Да такой яркий, лучистый, как детский шарик на новогодней елке. Солнышко завалилось на махровую макушку кедра. В голубом небе раскинулась бесконечная синева просторов. Легкий ветерок рябит ладошкой гладь озера, отгоняет комаров. Лукавый ручеек закипел талой водой слежавшегося снега. Бахрома травяного ковра за ночь позеленила ближайшие увалы, выросла на глазах.

Над затухающими углями «сопит» чайник. В стороне, под курткой Толика, «пыхтит» котелок с кашей. Анатолий мешает гречку с мясом, довольно облизывает ложку:

– Вставай, Юрик! Солнце задницу сожжет, комары кровь выпьют!

– Сколько времени? – сбрасывая с себя дрему, удивился Юрий.

– Проспали, девять уже.

Юрий встал, не спеша пошел в сторону, в густой пихтач, какое-то время отсутствовал. Вернулся назад он необычайно удивленным, как будто увидел слона. За несколько шагов до костра, раздеваясь, чтобы умыться, Юрий на ходу бросил:

– Там, в тайге, избушка.

– Я знаю, – заваривая чай, ответил Толик. – Это моя изба.

– Так, а что же мы… это… там…

– Что, плохо было спать? Замерз? – не глядя на него, равнодушно ответил Толик.

– Да нет, тепло, хорошо.

– Что тогда аукать, когда сам заблудился…

Плотный завтрак тянулся недолго. В каше больше мяса, чем крупы. Так надо, чтобы на весь день хватило сил. Обед будет где-то там, на путике: горячий чай, сухарь, кусок вяленого мяса, чтобы не протянуть ноги.

После завтрака – короткие сборы. Роли распределены давно, каждый знает свои обязанности. Юрий помыл посуду, протер ее насухо травой, положил в котомку. Толик принес откуда-то капканы:

– Сегодня немного взял, двадцать штук. Переход будет небольшим, пораньше остановимся на речке, – и улыбнулся, – надо отдохнуть, а то я тебя загнал.

– Ночевать будем в избушке? – стараясь казаться равнодушным, спросил Юрий.

– Да, надо под крышей быть, – и посмотрел на чистое небо. – Ночью дождь будет!

– И сколько же у тебя избушек?

– Точно не скажу. Одну новую раз в два года рубил. Да еще старые были, – загибая пальцы, ответил Толик, потом наконец-то определился: – Девять!

«Не тайга, а город какой-то, – про себя подумал Юрий. – Столько избушек, и хрен хоть одну найдешь, пока лбом не ткнешься. И откуда он взял, что сегодня дождь будет?»

Сразу от озера они спустились в неглубокий распадок. Под гору шагать было легко, груз нетяжелый: сегодня Юрий разогнался, уже не отставал от учителя даже на метр. Толик довольно улыбался, шутил:

– Под гору и свинья рыска! Осенью пойдешь со мной в тайгу, котомки таскать?

– Запросто! Вот только с делами разгребу и отгулы возьму: на пару месяцев. И то, правда, похудеть надо. Я как выгляжу? – хлопнул себя по круглому животу. – Хоть немного сбавил? Сегодня утром ремешок еще на одну дырку убавил.

– Что-то незаметно, – покосился на него Толик. – Чтобы твою требуху растопить, три недели надо шагать, не останавливаясь. Видать, шашлыков-то с коньячком немало сожрал!

Юрий промолчал, улыбнулся, опустил голову, не обижается: голосом Толика глаголит истина! Хоть охотник и подшучивает, но колет прямо в глаз. И что важно, Анатолий говорит правду, не скрывая, не заискивая. Может, потому, что ему нечего терять или, действительно, считает Юрия напарником, в тайге все равны. Чтобы как-то замять разговор, решил сменить тему:

– Вот, Толик, шагаем мы уже с тобой третий день!

– Ны… – не поворачиваясь, шагает охотник с карабином на плече.

– Вот всех мы с тобой видели: уток, зайцев, кабаргу, марала, оленей с телятами, не говоря уже о каких-то пташках.

– Ны…

– А вот медведя не встретили!

– Ны?

– Даже следов нет!

– А их тут и нет! – с усмешкой, не останавливаясь, повернул голову Толик.

– А где же они? – нескрываемо удивился Юрий.

– Так, за голец ушли, за грибами! – нашелся Толик.

– Все шутишь, – вздохнул Юрик. – Хоть бы одного встретить!

– Зачем тебе?

– Зачем? Уж я бы нашел зачем! – расправил грудь колесом Юрий, а потом вдруг поник, вспомнил: «Тигр» остался там, на сучке под кедром.

Где-то вдалеке, еще непонятно в какой стороне, иногда слышится густой, роковитый бас: ветер шумит по вершинам; ручей играет по крутому склону или впереди в ущелье гремит полноводная вешняя река. Толик тоже остановился, стал крутить головой, старясь определить источник непонятного звука. Потом понял, показал пальцем:

– Давай вон, на пригорок поднимемся.

Они оставили котомки, налегке поднялись на безлесную возвышенность. Толик присел на теплый камень, достал из внутреннего кармана портсигар. Юрий подошел минутой позже, восстанавливая дыхание, протирая лысину тряпочкой, наконец-то спросил: «Что?» Толик небрежно поднял руку, отмахиваясь, как от надоедливой мухи, махнул головой:

– По твою душу…

Там, далеко сзади, медленно, неторопливо проверяя склоны Оскольчатого гольца, на бреющем полете, как пчелка над цветком, плавал голубой эмчеэсовский вертолет.

Юрий присел рядом, все еще тяжело выдыхая, стал наблюдать, как железная машина, рассекая серебряными лопастями воздух, тычется в приямки, подскакивает над отрогами, заваливается во впадины.

– Сюда прилетит? – сухо спросил Юрий.

– Нет, здесь искать не будут. У них, вертолетчиков, обоснованный принцип: ищут в радиусе десяти километров от места пропажи человека, потому что без ориентира человек всегда ходит по кругу. Да и…

– Что? – не дождавшись ответа, поинтересовался Юрий.

– Тебя уже считают покойником. До этого три дня стреляли, наверно, все гольцы перевернули. А теперь это так, для отмазки. Завтра здесь уже никого не будет. – Задавив окурок о камень, улыбнулся Толик и похлопал ученика по плечу: – Так что ты теперь настоящий мертвяк!

Юрию стало себя жалко. Он потупил глаза, укоряя, что сам сбежал, а его все искали. На секунду ему показалось, что все, что сейчас происходит, сделано зря: надо было не уходить, а разобраться на месте. Ведь не все хотели его смерти, кто-то один… Почему-то вдруг вспомнилась любимая молодая жена. Может, это просто наговор?

– Интересно, Муся сейчас там? – непонятно у кого спросил Юрий, чувствуя, как на глаза накатываются слезы.

– Где? – вставая с места, подкидывая на плечо карабин, не понял Толик.

– В вертолете… Тоже ищет.

– Ну да, – усмехнулся учитель, – где же ей еще быть? В черном платочке у иллюминатора сидит. Глицерину напилась, чтобы слезы градом катились, в одной руке две гвоздички, другая – под рубашкой у Владика…

– А если это все неправда? Ничего не было, и Муся меня любит?