– И я по-прежнему не хочу напиваться при тебе. И по-прежнему боюсь заплакать.

– Ты сейчас уйдешь?

– Да.

Она встала и достала кошелек.

– Нет, я сам заплачуґ, – возразил я.

– Тогда в следующий раз угощаю я.

– Ладно.

Беатрис поцеловала меня в обе щеки, как делают французы, и сказала:

– Приятно было познакомиться, Бен Констэбл, с тобой и с твоим воображаемым котом, которого я так и не увидела.

– Зато он тебя видел.

– Я ему понравилась?

– Не знаю. Он не умеет говорить.

Беатрис засмеялась, и я добавил:

– Ты мне тоже нравишься, Беатрис. Кажется, я даже не прочь тебя поблагодарить. Я правда ценю все, что ты для меня сделала, но как-то язык не поворачивается сказать «спасибо»…

– Это совсем не подходящее слово.

– Да.

Беатрис улыбнулась и ушла, а я смотрел ей вслед, ожидая, что она обернется, но Беатрис не обернулась.

Я заглянул в интернет-кафе. Новых писем не было. Тогда я забронировал билет на рейс в Париж на следующий день и позвонил в отель, чтобы подтвердить свой отъезд рано утром. Я нашел итальянский ресторан, съел порцию лингвини с морепродуктами, выпил в одиночку бутылку вина, как старый пьяница, и задумался, сколько денег потратил за последние девять дней. Похоже, я серьезно превысил кредит.

Все закончилось хорошо, я одержал победу. Я сделал то, что намеревался (хотя и сам толком не знал, что именно). Я вышел на улицу, думая о Беатрис. Интересно, каково было бы встретиться с ней в Париже. Возможно, общение оказалось бы гораздо приятнее без ограничений, налагаемых охотой за сокровищами. И я не стал бы спрашивать ее о мертвом учителе.

А потом я подумал про Бабочку. Я добрался до Гранд-Сентрал – вечером там было тихо, – прошел по Сорок второй улице, посидел на ступеньках Нью-Йоркской публичной библиотеки. Обогнув здание, я зашел в парк, миновал статую, где нашел подсказку, и полюбовался на карусель, завернутую в брезент, неподвижную и темную, после чего направился к фонтану.

В реальной жизни мы не получаем ответов на вопросы. Будь Бабочка здесь, я бы даже спрашивать не стал.

Я сел на скамейку, лицом к карусели, и подумал о Коте. И о том, который теперь час. Наверное, почти полночь.

Я закрыл глаза и откинул голову, подставляя лицо под звездный свет. В ветвях зашуршал ветерок, предвещая смену погоды, и я представил себе, что по аллее ко мне идет человек.

– Привет.

– Привет, Бабочка.

– Хорошо, что ты здесь, – сказала она, сев рядом на скамейку. – Я пришла сюда, чтобы побыть одна, но сегодня думала о тебе.

– Почему ты не улетела?

– Раздумала в последнюю минуту.

– Как ты узнала, что я здесь?

– Я не знала. Просто подумала, что, может быть, ты здесь.

– И угадала.

– Ты засыплешь меня вопросами?

– Нет. Сомневаюсь, что услышу удовлетворительные ответы.

– Я тебя люблю, Бен Констэбл.

– Очень приятно, но я не знаю, что это значит.

– Ничего не значит, просто я хотела тебе сказать.

– Я пережил отличное приключение, Томоми Ишикава, очень странное, совсем как в книжке. Я открыл для себя новый удивительный город. Моя жизнь стала богаче.

– Я именно этого и добивалась. Не то чтобы я считала, твою жизнь скучной – просто мечтала, чтобы ты сделал что-нибудь такое, в чем бы я могла участвовать. Я хотела показать тебе мой Нью-Йорк. Места, где я выросла и жила.

– Почему бы просто не сказать: «Слушай, а давай махнем в Нью-Йорк на выходные, я повожу тебя по городу?» И я бы наверняка согласился.

– Ну а я сделала вот так. И теперь чувствую себя глупо. Я все испортила.

– Да, получилось черт знает что.

– Тебе понравилась Беатрис?

– Да.

– Я подумала – может быть, ты ее соблазнишь.

– Она не хотела, чтобы ее соблазняли. По крайней мере, чтобы это делал я.

– Да ладно.

– Ты все-таки злишься, да? – спросил я.

– Она зря отвела тебя к моей матери.

– Ну а я рад. Было очень приятно познакомиться с твоей мамой.

– Ну ладно. Правда, сомневаюсь, что мама особо порадовалась, сам понимаешь, поскольку ты сказал, что я умерла.

– Да. Извини. Но и ты поставила Беатрис в нелегкое положение.

– Если угодно, извинись перед ней от моего лица в следующий раз, когда увидишь.

Мы посидели тихо. Потом я спросил:

– Ты возвращаешься в Париж?

– Да.

– Что будешь там делать?

– Вернусь под землю, в могилу.

– О, то есть ты зомби? Вот это и впрямь неожиданный поворот сюжета.

– Ха-ха. Я тебя обожаю.

Она придвинулась ближе, я обнял ее, и мы посидели так некоторое время. Ветер уронил на нас несколько тяжелых капель дождя – первого со дня моего приезда в Нью-Йорк. Мы сидели обнявшись; Бабочка прислонилась ко мне головой, ветер усилился, деревья зашелестели, и внезапно с неба хлынул целый океан. За несколько секунд мы промокли до нитки. Добежав до статуи Брайанта, мы втиснулись под постамент, чтобы укрыться от дождя и ливня. Как только мы вытерли мокрые лица и руки, Бабочка слизнула с носа последнюю каплю, больше шутки ради, чем по необходимости. Мы рассмеялись, сели на корточки, обняв друг друга, она прижалась к моей груди и задрожала.

Минут через двадцать дождь перестал. Бабочка встала и оправила на себе мокрую одежду.

– До свидания, – сказала она и поцеловала меня в щеку.

А потом бог воображения щелкнул пальцами, и Томоми Ишикава исчезла – ее никогда и не было, был только я, который сидел и мерз в одиночестве на ступеньках. Все произошло так внезапно, что я живо представил, как она идет к карусели. Бабочка повернулась, чтобы посмотреть, где я – слишком далеко, чтобы разглядеть, улыбается ли она. И слишком темно. Я подумал: может быть, она остановится у фонтана и в последний раз посмотрит на библиотеку. Я вернулся на Пятую авеню, обойдя здание с другой стороны (симметрии ради), поймал такси и поехал в отель.

Автор сам выбирает, где закончить историю. Эту фразу я повторял годами. В определенный момент нужно поставить точку и сказать: «И жили они долго и счастливо». Когда я вернулся в Париж, то намеревался поступить именно так. Я проводил вечера, сидя за ужином в гостях, разговаривая, попивая вино и гадая, что привлечет мое внимание в следующий момент – словно выбирал книгу на полке. Но мне продолжали задавать одни и те же вопросы – неприятные вопросы, которые не давали ночами спать. Где Бабочка? Зачем она сказала, что мертва? Она правда убила тех людей? Их имена я записал в блокнот и спрятал его, надеясь положить тем самым конец этой истории.