Далее последовала долгая беседа, во время которой настоятельница развела меня как мальчишку, на щедрое пожертвование в пользу обители.

Впрочем, я уже был готов дать и больше, чтобы наконец увидеть мать. Хрен с ними деньгами, хорошо хоть не использовали по мужскому назначению, ети ее в качель.

Наконец, игуменья свалила. Последовало томительное ожидание, во время которого я чуть не сошел с ума от волнения. Дело в том, что я настолько свыкся со своей нынешней ипостасью, что воспринимал Изабеллу д’Арманьяк, как свою настоящую мать.

Тихонько скрипнула дверь, в комнату вошла изящно сложенная хрупкая женщина в монашеском облачении.

Мать ничуть не постарела за эти годы и сохранила свою ослепительную красоту. Именно такой она являлась ко мне в видениях.

— Матушка!!! — совершенно себя не контролируя, я бросился к матери, упал на колени перед ней и крепко обнял.

— Жан! — всхлипнула женщина, прижимая меня к себе. — Какой ты стал взрослый…

— Матушка…

Несколько минут ушли на откуп эмоциям. Что совсем не удивительно после стольких лет разлуки.

Потом мы долго говорили. Я без утайки поведал все, что случилось со мной за это время. С момента побега из Лектура и рутьерских времен, до своего нынешнего положения. Мать слушала, крепко держа меня за руки. При этом не проронила ни слезинки, и только по лицу было заметно, чего это ей стоило.

— Две девочки, матушка. Настоящий очаровашки, умницы. Сейчас при дворе дюшесы Бретонской, в качестве фрейлин, — я передал две маленькие миниатюры работы Фена матери.

— Красавицы… — Изабелла ласково улыбнулась, смотря на портреты своих внучек и строго поинтересовалась: — Ты их признал?

— Конечно же, мама. Сразу после рождения.

— Правильно! А сам? Сам, когда образумишься? Пора бы найти себе достойную жену.

— Когда-нибудь, мама. Но сначала верну себе положенное.

— Я всегда знала, что ты настоящий Арманьяк! — гордо сказала Изабелла и привлекла меня к себе. — У тебя получится. Я знаю!

— Да, мама. Все уже предрешено. Скоро Пауку воздастся. Осталось только отменить отлучение отца.

Изабелла д`Арманьяк вдруг отстранилась, заглянула мне в глаза и очень серьезно сказала:

— И я тебе помогу в этом, мой сын!..

Глава 22

— Ваша любовь все эти годы помогала мне. Этого достаточно… — Честно говоря, я сразу не понял, о чем матушка ведет речь.

— Сын, — Изабелла мягко улыбнулась. — Я о другом.

— О чем тогда?

— Имей терпение, мой сын… — Изабелла встала и вышла из комнаты.

У меня в голове сразу пронеслась череда беспорядочных мыслей. Реальная помощь? Но, черт побери, какая? Денег она мне не даст, да и не нужны они. Тогда может быть полезные связи? Какие? В Ватикане? Вряд ли. Черт, а если, Изабелла не моя родная мать? Да нет, бред какой-то. Или я у нее от другого мужчины? Еще больший идиотизм. Я — вообще приемный ребенок? Да ну нахрен… Вот уж загадку загадала. Так и свихнуться можно…

В совершенном расстройстве чувств, я выхлебал пару чаш вина, налил уже себе третью, но тут в комнату вернулась мать. В руках она держала большой деревянный футляр для свитков.

— Вот, сын мой… — она торжественно передала мне его в руки.

С легким скрипом слетела крышка. Я быстро вытащил из футляра свернутый в трубку большой лист из тонко выделанного пергамента, с увесистой сургучной печатью на витом шнурке.

«Что это?» — я удивленно уставился на исписанный каллиграфическим почерком лист.

Так… внешняя печать…

Чего?

Канцелярия папского престола? Твою мать, да это же полное прощение и отпущение грехов моего папаши Жана от… Стоп… подпись давно отдавшего богу душу, папы римского Каликста III? Ну да, вот еще оттиск его личной печати. Блядь! Да это же та самая фальшивка! В свое время, папаня пробовал решить вопрос в Риме с отменой анафемы, кое кто из кардинальской братии взялся за дело, вымутил огромную кучу денег, а потом всучил отцу поддельный документ. Нет, не совсем, конечно, подделку, потому что подпись папы подлинная, но папа думал, что подписывает совсем другую бумагу. Далее прощение прошло все инстанции, было зарегистрировано в канцелярии, а потом попало в руки моему отцу. Тот возрадовался и стал его всем подряд предъявлять, как настоящее свидетельство снятия грехов, а потом, ничтоже сумняшеся, додумался вообще поехать к папе, просить его помирить с тогдашним руа Франции Карлом VII, отцом гребаного Паука. Пол, ваше святейшество, если сам простил, так помоги еще договориться с королем франков.

Папа, естественно, возмутился, ибо об оной индульгенции не ведал ни слухом не духом. Полыхнул жуткий скандал, правда дело почему-то замяли, наказав не истинного виновника подлога, а каких-то незначительных сошек. Папаше, конечно, это не помогло, а стало еще хуже, так как к клейму кровосмесителя добавилось еще печать мошенника. Да уж, таких злоключений даже врагу не пожелаешь. Но к его чести, граф Жан не опустил руки и продолжил добиваться справедливости.

Папа Каликст вскоре счастливо отбросил копыта, папан принялся окучивать его преемника, Пия II и вроде тот согласился простить, но только по выполнению жуткой епитимьи. В итоге на епитимью отец вроде бы забил и окончательное прощение так и не было получено. Во всяком случае оно нигде не фигурировало. Я специально тщательно отработал эту версию.

Ладно, хрен с этими римскими папами, но почему мать отдает мне этот свиток, с таким видом, как будто он окончательно решает все вопросы? Изабелла не знает, что он подложный? Похоже, что так. Отец ее очень любил и берег от потрясений. И, скорее всего, не стал рассказывать, что его надули в Ватикане. Тем более, что она очень сильно переживала отлучение от церкви и во всем, винила только себя.

— Благодарю вас, матушка… — каким-то, чудом, не выдав своего разочарования, я благодарно поцеловал руки Изабелле.

— Этот свиток прислал мне в обитель твой отец. Я хранила его все эти годы, — взволнованно продолжила мать. — И не отдала, даже когда за ним приезжали посланцы от короля франков Людовика.

— Приезжали от Паука? Когда? — сказать, что я удивился, это ничего не сказать. Я просто охренел. За каким чертом Лую понадобилась ничего не значащая фальшивка? Уж в чем-чем, но только в глупости его заподозрить нельзя.

— Сын… — огорченно нахмурилась Изабелла. — Он бесспорно скверный человек, но не пристало называть помазанника божьего дурным прозвищем.

— Как скажете, матушка. И все-таки, когда они приезжали и чего хотели? Можно подробнее?

— Да, в начале тысяча четыреста шестьдесят девятого года, он присылал одного из своих нобилей с большой свитой! — гордо ответила Изабелла. — Сначала они пытались выманить папское прощение обманом, потом угрожали, но я осталась тверда и солгала им, что Жан никогда его мне не передавал. К счастью, их угрозы не воплотились в дело, так как за меня заступился рей Арагона. Посланники и к нему обращались, дабы он воздействовал на меня.