Сообщения, которые мы генерируем «здесь и сейчас», давая понять окружающим, что именно мы делаем, не столь сильно отличаются от сообщений, встроенных в наблюдаемые контексты наших повседневных действий. К примеру, я сижу в маршрутке на переднем сиденье возле двери. Между мной и водителем – девушка. «На остановке остановите, пожалуйста!», говорит она, и я уже знаю, что сейчас мне придется выйти и выпустить ее. Коммуникация состоялась. Фраза была адресована водителю, но послужила сигналом нам обоим. Водитель «считал» свою часть сообщения, я – свою. Он остановился, я открыл дверь и вышел.

В другой раз ситуация повторяется. Мне опять удается занять место рядом с дверью. И снова нужно выпускать пассажирку, сидящую между мной и водителем. Но только в этот раз девушку опередили, и фраза «Остановите за перекрестком» прозвучала из салона. Так что негласное послание – «я сейчас выхожу, поэтому тебе придется меня выпустить» – отправлено не было. Водитель-то остановится, но как дать понять мне, что ей нужно выйти? Повторить «Остановите за перекрестком»? Это может вызвать раздражение водителя – никто не любит избыточных сигналов в наш перегруженный информацией век. Спросить «Вы сейчас не выходите»? Эта фраза, уместная в автобусе, несколько странно прозвучит в маршрутке.

Девушка ставит сумочку на колени и слегка разворачивается корпусом к выходу. Все. Сообщение отправлено. Я подтверждаю его получение, положив руку на ручку двери. Найденное решение вряд ли далось ей путем долгих раздумий – не уверен, что она вообще заметила собственный жест. Однако немало пассажиров в подобных обстоятельствах поступили бы абсолютно так же.

Со сходной проблемой «проясняющих сообщений» сталкиваются работники московских жэков. Еженедельно работники, убирающие придомовую территорию, должны счищать все «несанкционированные» объявления с подъездов. Но как отличить «легитимное» объявление (предупреждение об отключении воды или список должников) от «нелегитимного» (о сдаче или продаже квартиры по соседству), наклеенного самовольно? Для начала его нужно прочитать. Читать придется долго – за неделю накапливается. Тогда «легитимные» объявления стали печатать на красной бумаге, и проблема на некоторое время решилась – уборщикам было дано указание «не трогать все, что напечатано на красных бумажках». Но уже через два месяца двери всех подъездов были обклеены явно устаревшими красными объявлениями – о недавнем отключении воды, о давно расплатившихся должниках и т. д. К тому же некоторые находчивые риэлтеры тоже начали печатать свои объявления на красной бумаге. Сотрудники жэка ответили на это тем, что стали гигантским кеглем печатать дату над самим сообщением. Теперь уборщики знают, что нужно счищать только «просроченные» красные объявления. Что интересно, риэлтеры пока не ответили новым витком мимикрии.

При всех отличиях сообщения «Я сейчас выхожу», переданного изменением позы, от сообщения «Не трогай эту бумажку», переданного посредством цвета самой бумажки, у них есть одна общая черта – это метакоммуникативные сообщения. То есть «сообщения о сообщениях». Именно для обозначения таких сообщений второго порядка Грегори Бейтсон и ввел в психологию концепт фрейма [Бейтсон 2000].

Фрейм – это одновременно и ситуация взаимодействия, и определение этой ситуации в когнитивной решетке взаимодействующих, и сообщения, которые либо встроены в саму ситуацию, либо генерируются в ней же (но не сводимы к ней полностью). Не слишком ли много определений для одного концепта? Чтобы избежать путаницы, нам придется вернуться к социальной теории и прояснить идейные основания фрейм-анализа: три его источника и три составные части.

Начнем с когнитивных решеток и схем интерпретации.

Сегодня понятие «фрейм» чаще всего используется в двух значениях, которые с известной долей условности можно охарактеризовать как «когнитивно-лингвистический» и «психолого-социологический». Согласно лингвистическому определению, предложенному в когнитивно-ориентированной семантике, фрейм представляет собой когнитивную структуру, рассматриваемую как иерархически выстроенная система знаний об обозначаемом [Цурикова 2001: 145]. Данная структура является «максимально обобщенным схематизированным представлением об основании значения, …схемой образа, лежащей в его основе» [Белявская 1991: 83–84]. Это определение восходит к работе Марвина Минского «Фреймы для представления знаний» [Минский 1979]. Отсюда берет начало исследование проблемы фреймов человеческой памяти, мышления и коммуникации в современной когнитивной психологии [Солсо 1996].

М. Минский вводит понятие фрейма в теорию искусственного интеллекта и трактует его как статическую информационную структуру, служащую для репрезентации стереотипных контекстов [Минский 1979: 26]. Вскоре после этого Ч. Филлмор заимствует идеи теории фреймов Минского для построения лингвистической концепции фреймовой семантики. Он определяет фрейм как «когнитивную структуру схематизации опыта» [Филлмор 1988: 24–25]. Таким образом, определение «элементарной структуры коммуникативного опыта» закрепляется за фреймом в кибернетике и лингвистике.

Вторая линия концептуализации была предложена Г. Бейтсоном [Бейтсон 2000] и позднее импортирована в социологическую теорию И. Гофманом. В рамках данного определения «фрейм» мыслится как «структурный контекст повседневного взаимодействия». Таким образом, это понятие приобретает психологическую (Г. Бейтсон), а затем социологическую (И. Гофман) трактовку31.

Что общего у кибернетической, лингвистической, психологической и социологической дефиниции фрейма? Все они определяют фрейм как:

– структуру, устойчивую и относительно статичную;

– когнитивное образование, элементами которого являются когниции (знания) и экспектации (ожидания);

– схему репрезентации, т. е. репрезентирующую и значащую форму.

Тому, что категория фрейма получает столь широкое распространение сразу в нескольких дисциплинах, способствует «когнитивная революция» 50–60‐х годов. В этом смысле у всех теорий фреймов общие корни: М. Минского вдохновляют информационные исследования Норберта Винера, другом и соратником которого долгое время был Г. Бейтсон, давший начало психологическому (нейролингвистическое программирование) и социологическому (гофмановский фрейм-анализ) направлениям в теории фреймов32. Можно заключить, что обе версии фрейм-анализа (кибернетико-лингвистическая и психолого-социологическая) развиваются синхронно, но независимо друг от друга.