Соскочил с высокого крыльца и подбежал к машине, которуюподзанесло снегом. Это был черный джип «Чероки». Он включил мотор и посиделнемножко, просто наслаждаясь урчанием мощного двигателя. Конечно, батя сказалбы, сущее безумие светиться после того, как… Но он просто не мог удержаться.Ничего, сейчас глубокая ночь. Оставит машину, как всегда, на охраняемойстоянке, и никто ничего не заметит. Ох, скорей бы все это кончилось!

Включил приемник.

Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,

И звезда с звездою говорит…

Он поморщился. До чего же вычурно! И довольно нелепо, есливдуматься в детали. Либо туман, сквозь который ничего не видно, либо блеститэтот самый кремнистый путь. Одно из двух! Значит, туман – не более чем ненужнаякрасивость. А блестеть этот путь может, если только его очень ярко освещаетлуна. Однако же – «звезда с звездою говорит», то есть ночь очень звездная.Лунные же ночи редко бывают ярко-звездными. Набор ничего не значащих,взаимоисключающих понятий.

Он покрутил настройкой.

Но я не понял,

Нет, я не понял,

Шо ты имела в виду!

Еще не легче!

Выключил музыку и нажал на газ.

Все! Пора ехать спать. Утро вечера мудренее!

* * *

Говорят, что понедельник – день тяжелый, но у Александрытяжелым днем была суббота. В эту субботу она с утра дежурила.

Без четверти восемь, когда вбежала в поликлинику, у дверейее кабинета номер шесть уже сидела на кожаных лавочках очередь. «Один, два…четыре… ого, семь человек! Да вы что, люди добрые?! В субботу отсыпаться надо,а не по врачам ходить!»

Она торопливо надела халат, повозила гребенкой по волосам,стараясь не смотреть в зеркало: ничего хорошего после вчерашнего высмотреть тамбыло нельзя. Глаза-щелочки да распухший нос, а на эту красоту Александра и доманагляделась. Впрочем, собственная внешность ее сейчас волновала лишь как нечтовторостепенное. Гораздо важнее было то, что медсестры опять нет, не дали еймедсестру на субботний прием. Ничего, молодая, перебьешься – такая логика уруководства.

Нажала на кнопочку возле стола. В эту минуту в коридоревспыхнула лампочка над дверью, что означало: входите.

Лающе кашляя, на пороге возник первый пациент.

– Здрасьте, Александра Егоровна.

– А, Соловьев, здравствуйте! Ну, раздевайтесь, послушаемвас.

Ого! Хрипит наш Соловьев – даже в ушах зашумело. Семь днейна больничном, а влажные хрипы в легких не утихают.

– Что же вчера не пришли? Мы же договорились, что выпридете?

– Плохо себя чувствовал, Александра Егоровна.

А сам глазами шмыг-шмыг. Чует кошка, чье мясо съела! Небосьдо сих пор гадает, не померещилась ли ему Александра Егоровна, прилипшая ктрамвайному окошечку и возмущенно наблюдающая, как он, ее больной Соловьев,тащит из ларька целую сетку бутылок с пивом. Идиоту лежать надо, а он пивохлещет, причем наверняка оно было поставлено перед этим в холодильник!

Ладно, так и так, с пивом или без, но мужика обязательнонадо госпитализировать. Хотя бы ради его же собственного здоровья: в больницекакая-никакая, а дисциплина.

Так ничего и не сказав хрипящему Соловьеву, Александра снялатрубку, начала накручивать знакомые номера. В одной больнице мест нет, в другой– позвоните позже, в третьей – вы не из нашего района. Обычная картина. И вдруг– о счастье! – «Звоните завтра, место точно будет».

Соловьев растерянно поблагодарил. Факт – прикидывал, удастсяли словчить и сбегать из больницы в ближний ларек. Бог ему судья!

Александра зевнула. Ночь прошла почти без сна. Лечь на свойоскверненный диван не решилась, Каринину постель тоже не смогла заставить себяразобрать – устроилась сверху, прямо на покрывале. Кроме понятных переживаний,никак не могла уснуть на новом месте, только к утру забылась, а тут будильник.Господи, хоть бы на четверть часика уснуть…

Кнопочка снова нажата, а дверь не открывается. За дверьюзаминка:

– Молодой человек, сейчас моя очередь!

– Да я только посмотреть, кто сегодня работает.

– А нечего смотреть, не телевизор. В регистратуре спросите.

Обычное дело. Кто-то хочет пролезть без очереди, а ему недают.

В кабинет вошла объемистая дама, поскорее закрыв на собойдверь. На лице – глубокое возмущение. И в голосе – такое же, как будто этоАлександра сама хотела к себе на прием пролезть без очереди, а не какой-то тамневедомый «молодой человек»:

– Мне срочно нужна санаторно-курортная карта! Горящаяпутевка!

Ну, раз горящая… Много нужно сделать быстро, а главное –ЭКГ.

– Посидите. Попробую договориться, чтобы вас приняли безталона.

Александра вышла в коридор. Очередь сразу встрепенулась,посмотрела с опаской, даже враждебно: куда она уходит? Надолго ли? Или, не дайбог, совсем?!

– Одну минуточку, – сказала Александра. – Сейчас вернусь.

Электрические токи, пробегавшие по очереди, мигом утихли.

Зато в соседнем кабинете произошла новая вспышка:

– Как – сделать без талона ЭКГ? Ну и что, что путевка! Вы,Александра Егоровна, думаете только о себе, думаете, вы одна в поликлинике?Сегодня, в конце концов, суббота!

И та-та-та, и ля-ля-ля…

Александра молча стояла, ждала. Терпела. Наконец черноокаясердитая докторша смилостивилась:

– Ведите свою горящую.

Опять пробежка по коридору. «Горящая дама» отдувается заспиной:

– Можно было и побыстрее договориться! Вы же знаете, сколькомне еще анализов пройти!

Ах ты зараза! Нет, чтобы спасибо сказать!

Что-то уже устала, а ведь еще и девяти нет. Или есть?Александра глянула на запястье, но в коридоре было темновато, не разглядетьничего, поэтому она перевела взгляд к окошечку регистратуры, рядом с которымвисели большие настенные часы, – и споткнулась. Возле регистратуры, ссутулясь,сунув руки в карманы, стоял высокий мужчина. Он стоял спиной к окну, лица егоне было видно, и все-таки Александра узнала его мгновенно.

Ростислав!