– Вот это да!

Вдруг нахмурился, шагнул к Гелию и, вывернув ему кисть,почти без усилий вырвал наган. Вгляделся в табличку.

– Ого!

Склонился над мертвым, а когда выпрямился, в глазах егомелькнуло уважение:

– Весь в деда. Не слабо! Патроны остались?

Гелий молча вынул коробочку из кармана.

– Отлично, – парень забрал и их. – А теперь – бегом. Ну!

Он кивком указал на тропку, ведущую от лагеря по берегу.

Гелий побрел на заплетающихся ногах.

– Шевелись! – прикрикнул парень. – Бегом, сказано же!

«Я его где-то видел, – тупо подумал Гелий, с трудомперебирая ногами. – Точно, видел. Где? Не помню… А куда он меня гонит? Вмилицию?»

Эта мысль взволновала его очень мало. Гораздо важнееказалось сейчас вспомнить, кто этот высокий парень с худым, нервным лицом. Ноникак не удавалось.

– Налево, – послышалась команда, и Гелий увидел, что тропкакруто свернула в обрыв. Запрыгал по выбоинам и впадинам, скользя подошвамикроссовок по траве. С разбегу выскочил на берег – и увидел резиновую лодку сподвесным мотором.

– Руки песком протри, – приказал парень. – Этот твойгромобой весь в масле. Что так плохо почистил?

– Я чистил… – с трудом шевеля губами, пробормотал Гелий, доболи натирая песком ладони и ополаскивая их в теплой, словно подогретой, воде.

– Смотри, до мяса не сотри, – усмехнулся парень, и по этоймимолетной усмешке Гелий узнал его. Точно так же улыбался Севка Корнилов!Сколько раз Гелий видел по телевизору: слетит с коня или брусьев, раскинет рукии улыбнется, чуть склонив голову. И зрители надрываются, аплодируя… Ну конечно,это его сводный старший брат Слава. Нет, фамилию не вспомнить. Да Гелий и незнал никогда его фамилии.

– Теперь в лодку – пошел!

Гелий неуклюже заскочил в лодку. Слава столкнул ее на воду,заскочил сам. Включил мотор – и шелковая, серая гладь озера пошла к берегупенистой волной.

– Куда вы меня? – спросил Гелий, но Слава поморщился ипоказал на уши: не слышу, мол.

– Куда вы меня?!

– Как куда? – удивленно крикнул Слава. – На рыбалку. Мы стобой еще вчера договорились, ты что, забыл?

Гелий смотрел на него расширенными, непонимающими глазами.

Слава сердито качнул головой и заглушил мотор, чтобы некричать.

– Кончай комплексовать, – сказал сердитым шепотом. – Я,когда услышал вчера про эту несчастную собаку, тоже первым делом подумал: убилбы гада! Ты правильно поступил. Просто отлично! Только теперь надо по-умномувсе обставить, чтоб не пришлось из-за этого слизняка на нарах париться. Малявкаваш – козел самый настоящий, он перед братками на цырлах стоит. Поэтому заприрот на замок, понял? Плюнь и не переживай. Твое дело – запомнить, что сегодня яза тобой зашел аж полтретьего – сорок минут назад. И с тех пор мы были вместе.И вечером вместе вернемся. Понял, чудило?

Гелий наконец-то понял. Осмотрелся – и только сейчасзаметил, что вокруг совсем светло. Солнце смотрело так ласково, туман опускалсяв овраги под берегами, серая гладь озера постепенно голубела. Плеснула хвостомрыба, сверху донесся голосок жаворонка, но тотчас мотор снова взревел, и лодкаплавно понеслась прочь от берега, унося Гелия прочь, прочь… от Демы, от смертии мести, от страха…

Гелий оглянулся. Берег отдалялся слишком медленно, чересчурмедленно.

Он отвернулся, нахмурился. «Не буду смотреть! Не хочу!»

Он еще не знал, что никогда не сможет отплыть от этогоберега. Никогда.

* * *

– Почему ты ничего не сказала? – шепнул Ростислав.

Александра пожала плечами, безотчетно водя в темнотепальцами по его гладкому, худому плечу. Она не только ничего не сказала, непредупредила о том, чего ему надо ждать, но и когда Ростислав, почувствовавнеладное, попытался остановиться, она с силой прижала его к себе. Ну а потом…ну а потом уже было поздно.

С его стороны довольно глупо спрашивать, между прочим.Предупреди Александра, он, может, испугался бы. Кто их знает, теперешнихмужчин, это раньше девственность была наградой и достоинством, а теперь небосьпревратилась в недостаток. Хотя непохоже было, чтоб это его так уж особенноостудило. Длилось все довольно долго, Ростислав никак не мог остановиться.Александре даже показалось, что он нарочно замедляет минуту последнегонаслаждения. С трудом дошло, что он старается для нее! Хочет, чтобы она тожечто-то испытала!

Помнится, это открытие так ее изумило, что она даже о болипозабыла. Впрочем, боль была не так уж велика, чтобы говорить о ней всерьез.Наверное, у всех это по-разному. А наслаждение… ну, не так, чтобы она лишиласьчувств в его объятиях, как все эти дамочки из любимых Кариной романов, нодыхание захватило, да, было такое дело…

Александра теснее прижалась к лежащему рядом мужчине иусмехнулась в его плечо. До чего накрепко приросла к ней маска старой девы!Даже сейчас не хочет спадать, несмотря на то, что она уже благополучнорассталась со своей девственностью. Почему бы не признать, что в объятияхРостислава она чувствовала себя хорошо, просто великолепно, как рыба в воде,как птица в вышине, словно была создана именно для странных, упоительныхсодроганий, а вовсе не для хождения по участку, или сидения в поликлинике наприеме, или скучных снов в одинокой девичьей постели! И она не лежаласконфуженным, перепуганным бревном, а отвечала ему так, что он то стонал, товскрикивал, то шептал какие-то слова, от которых у нее дух захватывало даже ещепуще, чем от этих движений – сначала медлительных, робких, а потом сумасшедших,быстрых, порывистых… приведших к потрясающему завершению!

– Не поверишь – со мной такое в первый раз, – пробормоталРостислав.

Александра растерянно моргнула. Как?! То есть бывают нетолько старые девы, но и старые юноши, если так можно выразиться?!

Ростислав, словно угадав ее мысли, усмехнулся в темноте:

– В смысле, что первый раз с девушкой. Я думал, их и вовсене осталось теперь. Потому и не женился до сих пор. Может, это псих у менякакой-то в голове, но я все время думал: а вдруг она со мной лежит, а себекакого-то другого мужчину представляет, с кем раньше была? Мне это здоровомешало, если честно. А сейчас – это было что-то совершенно необыкновенное.Такая полнота обладания, слияния… Ты прости, если я тебе больно сделал. Простос ума сошел, честное слово.