– Она была одиночкой. Ее травили в классе, – призналась женщина. – Я сама, когда была просто учителем, не раз пресекала это. Понимаете, дети жестоки к тем, кто от них отличается.

– Пресекали, но ничего не делали.

Парфенов отодвинул так и не тронутый чай. Он смотрел на немолодую женщину. Могла ли она тогда взять Лину за руку и спросить, что происходит? Или просто было легче приструнить распоясавшихся подростков, провести урок и забыть, вернувшись в свою семью?

– А ее брат? Матвей?

– Я его почти не знала. В начальной школе у меня уроков не было. До старших классов он не доучился у нас. Вы, наверное, в курсе, что их родители погибли? Сгорели в собственном доме. Тогда Матвея забрали в детский дом, и все. Но он не блистал ни в учебе, ни в общественной жизни. Сидел на последней парте, как Магдалина. Его тоже не принимали в классе и, кажется, пару раз били. Незаметный ребенок.

* * *

Парфенов гнал машину, нарушая скоростной режим. Ему хотелось как можно быстрее уехать подальше от этой деревни. Чем больше подробностей о жизни Свиридовых он выяснял, тем больше начинал ненавидеть их окружение. Двое взрослых годами издевались над своими детьми.

Женщина никогда не состояла на учете по беременности. Приходила к фельдшеру, когда уже начинались схватки. Отказывалась от медицинской помощи в большинстве случаев. Никаких прививок, никакого педиатра. Удивительно, что оба ребенка выжили и выросли.

Отец, никогда и нигде не работающий. Отрастивший бороду и мнящий себя вторым после Бога. Не занимающийся детьми. Всей пользы – научил детей читать, считать и молиться.

Наказания, о которых не знали в школе. Хотя и видели, что оба ребенка находятся не в лучших условиях. Ни одному не пришло в голову пойти и посмотреть, что у них там на самом деле происходит.

Наказания, о которых знали соседи. Ну видели же они, рассказали Кириллу о том, как мать хворостиной лупила детей. О том, что видели, как дети не разгибаясь пашут в огороде. О том, что они не выходят за пределы своего двора дальше школы. Не играют с другими детьми. По сути, заперты взрослыми в четырех стенах.

Видели, знали, молчали.

– Я найду тебя, – Парфенов говорил вслух. – Обещаю.

Машина неслась вперед, убогая дорога расширилась, стала полноценным шоссе. Где-то сбоку остались Озерки. Кирилл возвращался в город.

Глава 15

Холодная капля упала на щеку и покатилась к разбитым губам. Она щекотала кожу. Лина удивилась, что может вообще ощущать что-то кроме боли. Совсем крохотная капля воды стекла в уголок рта. У нее был соленый вкус крови. И эта капля совсем не утолила жажду, о которой Лина не догадывалась, пока вода не попала на язык.

Эти ощущения пробудили ее от навязчивого тягучего кошмара, не оставившего воспоминаний. Пробудили к кошмару настоящего, который Журавлева хотела забыть, как сон.

Еще одна капля. Она побежала быстрее, по следу первой. И еще одна тут же. Лина приоткрыла губы, тут же начавшие кровоточить.

Тоненькая струйка холодной воды лилась на ее лицо. Как могла, Лина вывернула шею, чтобы жадно хватать воду. Глотала, несмотря на боль. Часть воды стекала по подбородку, по шее, впитываясь в комковатый матрас.

Вода никогда не была еще такой вкусной. Она давала надежду на жизнь. Журавлева открыла глаза.

В комнате по-прежнему царил полумрак. Но теперь она различила, что единственное окно забито и завешено старым одеялом. На полу только вытертый старый линолеум. Все та же полоса яркого света, прорезающая пространство откуда-то сзади.

Все те же веревки. Все та же беспомощность. Боль от каждого движения и вдоха. Кошмар никуда не делся.

Матвей стоял над кроватью с ведром и, едва его наклоняя, лил воду на сестру. Его лицо кривилось, губы то растягивались в улыбке, то презрительно поджимались. Он тяжело, шумно дышал. Пальцы, держащие ведро, сводило напряжение.

Струйка воды сместилась, теперь она текла ближе к носу. Лина вдохнула несколько капель и тут же закашлялась. Матвей оскалился.

Он наклонил ведро еще сильнее. Вода текла на лицо Лины, заставляя ее отворачиваться. Она спрятала голову между руками, уткнувшись в мокрый матрас. Холодный поток обрушился на затылок, ударил по спине. Все вокруг стало мокрым, подтекло под тело. Лина снова остро ощутила свою наготу, униженность и беззащитность. Каким бы сильным ни был ее характер, сколько бы всего ей ни пришлось пережить, что бы она про себя ни думала, – сейчас все это было иллюзией. Здесь и сейчас Лина Журавлева, ведущий журналист интернет-издания «Огни», захлебывалась в ничтожной луже воды, испытывая боль, стыд и ужас.

– Доброе утро! – сказал ей на ухо Матвей. – Надеюсь, ты готова продолжать?

– Пожалуйста… – Лина подняла лицо от матраса и посмотрела на брата.

– Ты просишь? – Он склонил голову к плечу, как иногда делают собаки.

– Что ты хочешь от меня?

– А ты не понимаешь? – усмехнулся Матвей. – Действительно не понимаешь или решила сыграть в какую-нибудь дурацкую игру?

– Зачем все это?

– Затем, что я так хочу. Вот зачем! Затем, что я слишком долго этого хотел и теперь получил. Потому что я ненавижу тебя, Магда!

Пустое ведро с металлическим бряцаньем ударилось об пол. Покатилось по дуге, исчезая из виду. Остатки воды прочертили на грязном полу пунктир.

Матвей взял голову Лины обеими руками, развернул лицом к себе настолько, что она вскрикнула от боли. Его лицо было так близко, что даже в полутьме можно было увидеть, как горят безумием его глаза.

– Я ненавижу тебя, Магда! – четко произнес Матвей. – Ты была мне нужна.

Продолжая держать Лину левой рукой, он замахнулся правой и несколько раз ударил женщину по лицу.

* * *

– Ты помнишь, как отвела меня в школу? По дороге мы почти не говорили, ты вообще со мной не особо говорила. Я был всего лишь маленький мальчик, который хотел быть правильным для всех. Для всех, кого знал, – для Бога, родителей и тебя. Ничего не получалось, но я старался.

Мы пришли в школьный двор, ты подвела меня к чужой женщине в строгом костюме и оставила. Одного среди толпы чужих людей, которые смотрели на меня. Я помню, как они шептались, не особо скрываясь.

– Это свиридовский младший.

– Посмотри, во что они его одели.

– Да такой же заморыш, как сестра. Зачем плодятся, если ума не могут дать?

Они, эти чужие люди, смотрели на меня, как на пустое место. Как на таракана, который просто существует и одним этим уже вызывает отвращение. Одноклассники тоже не особо со