из-за чего-то обиделись и стали дома сами службы устраивать. Ходили по деревне как монахи. Что Колька, что Анька. Все в темном, на ней вечно платье до самой земли и платок. Ну ходили и ходили, мало что ли на свете чудаков.

Но они совсем чудные. Нигде не работали, какое-то Колька пособие получал, огородище у них был завсегда самый большой. И вкалывали там. Короче, образцово-показательные. Набожные только через край. От Аньки, как в магазин придет, ладаном несет, аж нос чешется. И что ни спроси, обязательно на Библию вывернут.

Однажды сплю я, значит, никого не трогаю. С Веркой своей накануне поцапался, с женой, что поросятам дверь в загон не починил. А мне, понимаешь, неохота, вот тоже лето было, жарища. Ну а свиньи выбежали и пожрали у нее цветы какие-то, что ли? Не суть. Она меня выгнала в опорный ночевать. А мне и лучше, тут телевизор ловит хорошо.

Сплю – и тут как затарабанят в окно! Я подскочил, за кобуру хватаюсь. В девяностые у нас тут пустующие дома разбирали подчистую, будь здоров. Приходилось отбиваться. Привычка осталась.

Я в окно, а там Верка моя в ночнушке и халате. Прям оборвалось все внутри, думал, с дочкой что-то.

– Вовка! Вовка, горим! – орет как заполошная.

Кинулся к ней. Она руками машет, толком сказать не может. Я со сна ничего не понимаю.

– Дядь Вов, там Свиридовы горят! – Это Аленка, соседская девчонка прибежала. – Меня мамка к вам отправила, чтоб вы пожарников вызвали.

А у меня, грех, конечно, от сердца-то отлегло. Мозги включились сразу. Ну и давай я командовать. Пожарных вызвал – и айда к Свиридовым.

Дом их уже знатно пылал. Светло вокруг, жарко. Был на пожаре? Там ведь близко не подойдешь, опаляет, и дышать нечем. Как стена. Вроде и видишь, а шагнуть не можешь. Вот я бы ни за что в пожарные не пошел, кишка у меня на такое тонка.

Соседей набежало. Кто в чем был. В деревне если пожар, да еще и по лету, да когда вокруг травостой некошеный – считай, вся деревня сгорит. Ну мы, пока расчет подъехал, как могли сами заливали огонь.

Да только куда там. Эх… С колонки пока воду принесешь, плеснешь и назад бежишь. Потушить не потушили, но никуда огонь больше не перекинулся.

А как машина подъехала, так крыша уже внутрь обвалилась. Понятно, что там никого живого не осталось. Затушили под утро.

Вонища стояла, вокруг болото. И горелые головешки вместо дома. Вроде и стоят стены, а все черное. Кое-какие вещи угадываются. Хуже всего, что в гари запах мяса. Ох и полоскало некоторых тогда! Бабки все причитали, что теперь-то Свиридовы прямиком в рай попали. Такая смерть мученическая.

Их прямо в спальне нашли. Обоих. Прижарились к кровати. Страшно было. Два обугленных тела на панцирной сетке. Так в одно сплавились, что их на грузовике бортовом пришлось в морг увозить.

Приезжал из самих Озерков следователь. Походил, что-то пописал. Какие-то экспертизы были. Ну и заключили, что несчастный случай произошел.

А я вот все думаю: какой несчастный случай? Почему ни Колька, ни Анька не попытались выбраться? Пацан-то сразу выскочил.

* * *

– Какой пацан? – прервал Парфенов.

– Матвейка. Меньшой их. Ох и жалко было пацана! Такой тихоня забитый. Уж как он рвался в горящий дом. Его мужики еле держали, прям волоком в участок ко мне отвели. Там с ним Верка моя до самого конца сидела.

– Значит, у Лины есть брат.

– У кого?

– У Магдалины Свиридовой. – Кириллу не нравилось настоящее имя Журавлевой, и про себя он продолжал звать ее, как привык.

– Ну да, двое их было. Только Магды уж сто лет в деревне нет. Как школу закончила, так и ушла из дому. Ну а что тут ловить-то? Как ушла, так о ней ни слуху ни духу.

– Она журналистка.

– В телевизоре?

– Нет, в интернете. В электронной газете работает.

– Ишь ты! А ведь тоже чуть не монашкой ходила. Идет по деревне в обносках, глаза в землю. А иногда как глянет, аж мороз по шкуре. Да, судьба у детей…

– А куда потом Матвей делся? Родственники забрали?

– Не было у них никого. Магдалину не искали. Где ее искать? Забрали пацана в детский дом. А куда он потом делся, не знаю. Сюда не возвращался, это точно. Я бы знал.

* * *

– Шеф, у нас тут такое, вы себе не представляете! – Гриня был взволнован.

– Примерно представляю, мне Завьялов звонил. – Чтобы дозвониться до своего отдела, Парфенову пришлось въехать на невысокий холм.

– Он вас с утра искал.

– К черту Завьялова, – перебил Кирилл, прорываясь сквозь помехи связи. – Найди всю информацию про Матвея Николаевича Свиридова. Это брат Журавлевой.

– Понятно, шеф. А вы когда возвращаетесь?

– По ситуации.

Парфенов отключил телефон. Рассказ участкового не выходил из головы. О брате Лина не говорила. Собственно, и о смерти родителей тоже. Только о том, что детство у нее было не самое радужное. И можно понять, почему она сменила имя и фамилию. Новая жизнь, с чистого листа, когда прошлое действительно остается прошлым.

В деревенскую школу майор заехал, не особо надеясь на что-то. По его подсчетам, Лина окончила одиннадцатый класс семнадцать лет назад, и вряд ли ее помнили.

Но директор, которая не только оказалась на месте, но преподавала здесь биологию, хорошо помнила странную девочку.

– Понимаете, всегда, в любой параллели есть особенные дети. – Она усадила полицейского в своем рабочем кабинете и как-то по-домашнему выставила на стол чай, пирожки и вишневое варенье. – И я не говорю сейчас про явных хулиганов или отличников. Это норма. Я про действительно странных ребят.

– А что было странного в Журавлевой? В Свиридовой, – поправился Кирилл.

– Она была очень замкнутой девочкой, но при этом любопытной. В нашей библиотеке только она и проводила все время. То есть все шли по домам, а она садилась и делала уроки, что-то читала. И так каждый день. Я так думаю, дома ей просто не давали на это времени.

– Дома ее систематически избивали. И избивали до полусмерти.

– Что?

– Вы действительно этого не знали? – удивился Парфенов. – Но разве можно не заметить, что у ребенка синяки? Или что прогулы никакими справками не подтверждаются? Она никогда не жаловалась?

– Нет. – Директор разволновалась. – Может быть, вы ошибаетесь? Ее семья была очень набожной, тихой.

– А за закрытыми дверями двое детей терпели деспотичных родителей.

– Кошмар. Но ведь Магда никогда не жаловалась. И синяков на ней не было видно. Она ведь всегда была в платье с рукавами. И так хорошо училась.

– Она общалась с кем-то из класса?