в цвете и во всех деталях вырисовывал технику армий стран вероятного противника. Вершиной творчества стало монументальное полотно, изображающее бравого советского воина в каске с автоматом поперек груди на фоне знамен и оружия. Справедливости ради, отмечу, что сие изображение создали мы с Исаевым вместе. Солдата даже установили на плацу и мы с Олегом гордо смотрели на него со стороны.

Вот правда говорят, талантливый человек талантлив во всем. Соколов явно имел охренительные задатки в творчестве. Не удивлюсь, если бы нам с ним пришлось, например, танцевать, и мы бы с первых репетиций исполнили без напряга какой-нибудь фокстрот.

Однако, во всем этом выявился один огромный, просто огромнейший плюс.

Жизнь настала, можно сказать, богемная. Разбаловался я. Казарменная рутина — подъемы и отбои, разводы и построения, осмотры и проверки теперь были не для меня. И не для Исаева. Блаженного Олега, само собой, себе на помощь подтянул, он рядом со мной так и отирался. Мы дефилировали от Ленинской комнаты к штабу бригады и обратно. Это была наша самая главная обязанность.

В столовую теперь ходили с ним не строем, а сами по себе и, если захочется, то не по распорядку.

Вдобавок, случались моменты, когда в казарме думали, например, что я в штабе, а там считали, что в казарму ушел. Если замечали и там, и там, мое отсутствие, допускалась еще Ленинская комната. Грех не воспользоваться таким раскладом и несколько часов не урвать для личной жизни. Тем более, когда светлый образ Катеньки настойчиво из ночи в ночь снился.

Оборзел я, конечно, от строевого шага отвыкать стал. Произошло это оттого, что практически все офицеры с заказами в очередь стояли, пропуская вперед только начштаба. Разве мог я этим не воспользоваться? Не попытаться смыться в город?

Тем более, выпал случай еще и провернуть все без угрозы для спокойной службы. Прибежал ко мне лейтенант, комвзвода, но не моего, само собой. Глаза навыкате, на лбу — холодный пот. Ему срочно надо было, чтоб я схему одну оформил. А у меня еще работы валом.

— Соколов, все, что хочешь проси. Но мне кирдык, если к утру, этой схемы не будет.

— Все, что хочу… — Протянул я, глядя на форму лейтенанта.

— Ну, ты, конечно… — Он от моей наглости просто офигел. — Слушай, это все художники и поэты такие охреневшие, или ты — особый случай?

А мне в голову реально мысль пришла. Опасная, но очень интересная. В обмен на столь ценные, жизненно необходимые «лейтёхе» услуги выпросить у него форму. Офицера в городе патруль не остановит. И документов вряд ли спросит. Тогда я, по сути, «узаконю» свою самовольную отлучку из части.

До города даже придумал, как добраться. Тоже «добрые люди» помогли.

Вообще, оказалось, блат — великое дело. И работает он не только на гражданке. В армии, на самом деле, ничуть не хуже. Да и вообще, служить гораздо проще, если ты с умом к этому дело подходишь. А я, наученный всеми предшествующими событиями, точно старался теперь подходить с умом. И выгодой.

С Исаевым все детали обговорили. Он меня прикрыть должен. По обычной схеме. Для штаба я в казарме, для казармы — в штабе. Ну, и если что, еще Ленкомната имеется. Олег меня провожал, как родная мать сына она первое свидание. Только что не перекрестил.

Как только оказался в городе, сразу к институту рванул. Думаю, где ее искать? Катю. Не знаю точно же ни кафедру, ни специализацию. Стариков больше о прекрасных глазах рассуждал, когда с ним говорил, чем о реальных фактах.

Как дурак полдня круги рядом с учебным заведением нарезал. Прохожие, смотрю, оглядываются уже. Еще бы пару часов побродил, здороваться бы начали.

Однако, Катенька так и не обнаружилась. Просто закон подлости какой-то. Вернулся весь в расстроенных чувствах. Зато с двумя девушками познакомился. Решил, что уж страдать впустую. Пока нас с Катенькой судьба еще раз сведет, буду пока разбитое сердце приятным общением утешать. Тем более, когда такая возможность есть. Самовольно в город бегать.

Правда, были случаи, когда практически мог спалиться. Возвращался однажды ночью в прекрасном расположении духа через дыру в заборе из очередного самохода. Одна из новых знакомых девиц оказалась местной. Жила в деревне, которая не так далеко от части. Топаю мимо казармы, а там в окнах свет. Что такое, думаю. Точно неспроста.

Бегом к дневальному. Он четко все обрисовал.

— Пьяный шофер комбрига из парка командирскую «волгу» угнал и теперь катается то вокруг части, то по лесу. Хочет обратно прорваться, а комендантский взвод его ловит. Тебя, кстати, начальник штаба искал. Иди, сдавайся.

Ну, все, крепко попал, думаю, губы мне не избежать.

Но деваться некуда. Лучше я сам явлюсь. Пошел в штаб, прямо к кабинету начальства.

— Товарищ подполковник, по вашему приказанию… прибыл. — Отчеканил уверенно. Мол, все в норме. Все хорошо.

— Где был? — Подполковник злой, как собака. Не рассчитывал, так понимаю, ночью всяких пьяных придурков ловить.

— Э-э… в казарме. Надо же помыться, побриться, подворотничок подшить, а то все дни в штабе… Или у замполита. Сами понимаете.

А сам думаю, твою мать, что я несу? Какой подворотничок в третьем часу ночи?

Этой дешевой отмазке жить оставалось всего мгновение. Ее убил бы любой естественный в этой ситуации уточняющий вопрос. Спас мою шкуру звонок телефона.

— Что? Поймали? Так, машину в парк, а этого мерзавца на гауптвахту. Записку об арестовании сейчас с посыльным пошлю.

Положил трубку и протянул мне заполненный бланк.

— Передашь дежурному по части.

Тема с моим времяпрепровождением, само собой, сразу забылась.

В общем, по краю прошёл, если честно. Но вывод сделал. Надо быть аккуратнее. И один хрен продолжил в город таскаться.

С тем лейтенантом у нас вообще договорённость отличная вышла. Я ему все, что требуется, без очереди. Он мне — форму раз в неделю. Это были особые дни. Я ходил к институту и снова ждал, когда появится Катенька. Просто в любом другом случае, с девчонками на окраине встречался. Или вообще, в деревне. А институт — это центр города, соответственно, патруль. Тут встрять можно.

Не знаю, как долго бы это продолжалось. Но однажды, при возвращении от здания института, в автобусе с командиром своей батареи столкнулся. Немая сцена продолжалась целую остановку. Какой там «Ревизор» Гоголя. Лицо надо было видеть моего комбата. Ни одному классическому произведению не сравниться. Он очевидно не верил своим глазам. Потому что такой наглости не ожидал.

И главное, сидит, молча смотрит. Наверное ждет, что я испарюсь в воздухе.