об отце Уоррена. Что, если он все-таки выдаст ее? Что, если Клэртоны поверят наполовину спятившему старику?

Вздрогнув, она проснулась и обнаружила, что во сне сбила ногами простыню. Смешливых горничных Бетси и Милли в комнате не было, кувшин с водой тоже пропал. Уинифред села в измятой постели и бросила взгляд на изножье, где вчера Дарлинг оставил свой сюртук. Там было пусто.

Он приходил ночью?

Щеки вспыхнули жаром. Нужно спросить об этом горничных. И где ночевал Теодор? Уж точно не здесь. Он на ее щиколотку в одном чулке не может взглянуть без содрогания, а уж провести ночь в одной комнате с ней, пусть даже и в кресле…

Уинифред откинула одеяло и села, свесив с кровати ноги. Высокие узкие окна запотели, сада не было видно, но небо из черного превратилось в светло-серое, точно кто-то стер тучи с небосвода мокрой тряпкой.

Старомодный узкий ворот ночной сорочки неприятно впился ей в горло. Уинифред поморщилась и сменила ее на платье. Горничные почистили его и высушили, но ткань потеряла дорогой вид. Рядом с платьем она нашла и сюртук Дарлинга.

Когда Уинифред заплетала волосы и размышляла, куда же пропал обладатель сюртука (у нее было предчувствие, что он занимается какой-нибудь глупостью вроде собирания улиток в саду), в дверь постучали. Уинифред небрежно бросила:

– Войдите.

– Доброе утро! Вы же… Вы же одеты? – робко послышалось из-за двери.

– Разумеется, я одета! Иначе зачем бы я разрешила вам войти? – сварливо ответила она Теодору, доплетая косу на затылке.

Ей не хотелось себе в этом признаваться, но при звуке его голоса она испытала ненужный и раздражающий ее прилив радости. Прошлой ночью она твердо решила, что никакие чувства не должны мешать работе.

– Да, верно… – Он ненадолго замолчал. – Так я все-таки войду?

– Я же сказала вам войти, черт побери!

Дарлинг быстро открыл дверь и шмыгнул внутрь. Он был все в тех же рубашке и жилете, но теперь изрядно измятых, и даже не расчесал спросонья волосы. Что ж, он хотя бы спал, а не собирал в саду жаб и не просидел ночь напролет на коврике под ее дверью.

Неловко улыбнувшись, он встал рядом с Уинифред, не решаясь присесть рядом с ней на кровать.

– Доброе утро, – повторил он.

– Да-да. Нам нужно поскорее убираться отсюда. Расскажем друг другу по дороге все, что узнали.

– Ах… Как скажете… Вообще-то, нас пригласили на завтрак. Миссис Клэртон весьма радушная хозяйка и, кажется, сильно истосковалась по обществу. Не могу того же сказать о ее супруге – мне кажется, он гостям вовсе не рад. – Лицо Теодора вдруг просветлело. – Я встретился с их сыном, он просто очаровательный малыш! Его зовут Бобби, и он…

– Это все просто замечательно, но мы правда не можем задерживаться, – настойчиво возразила Уинифред. – Я все расскажу вам по дороге, обещаю. Доверьтесь мне.

Она хотела упомянуть нависшую над ними опасность в виде мистера Клэртона-старшего, но их могли подслушивать назойливые горничные.

Нежная улыбка сползла с лица юноши, и оно стало серьезным. Должно быть, его убедил ее настойчивый, почти просительный тон.

– Конечно, если вы считаете, что так будет лучше, мы немедленно уедем.

Теодор огляделся в поисках своего сюртука, но Уинифред уже подавала его юноше, даже не опасаясь показаться чрезмерно услужливой – настолько сильно ей хотелось поскорее покинуть дом Клэртонов.

– О, благодарю вас… Уинифред?

– Да?

– Вы знаете, в саду после вчерашнего дождя удивительно много улиток!

Глава 15

Проценты и истории

Тем же утром они уехали, не оставшись на завтрак и отказавшись от врача – Уинифред заверила хозяев, что нога уже почти не болит, и рассыпалась перед ними в благодарностях за предоставленный ночлег. Дарлинг совершенно очаровал миссис Клэртон. Та упаковала им провизию в дорогу и наверняка пригласила бы юную чету погостить, если бы не суровое многозначительное молчание мужа. Маленький Бобби, такой же рыжий, как мать, молча жался к ее ноге и не спускал с Теодора по-детски внимательного взгляда. Дарлинг, обожающий детей ввиду собственной очевидной незрелости, глядел на мальчика с грустной нежностью.

Когда они садились в экипаж, Уинифред сделала вид, что на ногу все еще больно наступать – отчасти потому, что миссис Клэртон жадно следила за ними из окна гостиной, отчасти для того, чтобы Теодор помог ей забраться внутрь. Именно такое влияние пагубные привычки имеют на людей: раз почувствовав его робкие прикосновения, его сильные нежные руки на своей талии, ей хотелось еще. Уинифред чувствовала себя безмерно жалкой от того, что испытывала подобную нужду.

Как только экипаж, управляемый зевающим Томасом, тронулся, Дарлинг принялся болтать без умолку обо всем подряд: о вчерашнем ужине с Клэртонами, о малыше Бобби и пресловутых садовых улитках. Уинифред слушала его угрюмо, но внимательно, жуя булочку, добытую из корзины, подаренной миссис Клэртон. У нее не было маковой росинки во рту со вчерашнего завтрака, и хоть с чувством голода она привыкла справляться, наконец-то поесть было приятно.

– Мистер Клэртон – ужасный зануда, ей-богу! Поверьте, вы бы тоже так сказали, если бы перекинулись с ним хоть парой слов! От него я совсем ничего не услышал, кроме ворчания на плута-управляющего. Зато миссис Клэртон… Уинифред, вы слушаете?

Уинифред выдавила нечто нечленораздельное, но утвердительное.

– Миссис Клэртон замечательная женщина, очень приятная в общении. Правда, возможно, иногда чересчур назойливая, но, думаю, этот недуг свойственен многим людям, изнывающим от тоски по обществу. Они с мистером Клэртоном никуда не выезжали с самого медового месяца, представляете?

Уинифред молча дала понять, что представить себе такой ужас не может.

– Их сыну четыре года, и он очень хрупкий мальчик. Мучается кашлем с самого детства… Так ужасно! Несчастный малыш!

Уинифред наконец доела булку и фыркнула:

– Надо же, вы такой чувствительный.

– Я? А не вы ли разрыдались у меня на плече прошлым вечером? – смеясь, возразил Дарлинг.

Уинифред сузила глаза.

– Никогда больше не вспоминайте об этом, ясно вам? Скажете хоть единой живой душе – я убью вас. Даю слово.

Дарлинг продолжал улыбаться, но теперь как-то испуганно.

– Разумеется, я нем как рыба… О, вот еще что: сегодня утром в саду…

Уинифред закатила глаза, готовясь в очередной раз выслушать об улитках.

– …я набрел на семейное кладбище. У них трое деток отдали душу Богу в младенчестве, представляете? Какое это, должно быть, горе! Поэтому, наверное, мистер Клэртон так ценит деревенское уединение – страшно представить, какое пагубное влияние оказал бы на милого Бобби городской воздух! И могила матери мистера Клэртона там тоже есть. Если я