этого – так отвыкла, что не смогла узнать подступившие слезы. Ей захотелось вдохнуть, но вместо этого из груди вышел рваный всхлип.

– Я… не плачу, – напустив в голос побольше яда, процедила Уинифред, хоть уже поняла, что отрицать бесполезно. Слезы заструились по щекам, закапали на и без того мокрое платье, и лицо Теодора вдруг расплылось и съехало куда-то влево. – Будьте добры, оставьте меня в покое и больше не…

Юноша обхватил ее за плечи и крепко прижал к себе. Его ладони несмело легли на ее лопатки, обжигая даже сквозь влажный бархат.

– Я думал, ты не умеешь плакать, – прошептал он, поглаживая ее по спине. Уинифред дернулась, но Теодор не отпускал ее. – Я счастлив, что ошибся. У тебя есть сердце, и это самое несчастное, израненное и живое сердце на свете.

Уинифред уткнулась носом в его плечо и зарыдала. Это было приятное, опустошающее чувство. Ей ничего не нужно было делать для того, чтобы слезы лились ручьем – возможно, впервые за последние десять лет. В руках Дарлинга она чувствовала себя отгороженной от всего мира щитом его доброты. Он гладил ее по рукам, по плечам, по голове, а она все плакала и не могла остановиться. Уинифред была почти уверена, что две назойливые горничные наверняка сейчас стоят под дверью и с интересом прислушиваются к ее сдавленным рыданиям, но ей было все равно. Ей не было дела до остального мира, пока Теодор держал ее в объятиях и позволял плакать в свое плечо.

Когда Уинифред наконец перестала всхлипывать, юноша бережно отодвинул ее от себя, держа за плечи. Он коснулся ее лица большим пальцем, чтобы вытереть слезы, но она упрямо отвернулась, и влага размазалась по щеке.

– Ну все, хватит, – хрипло пробормотала она. – Отпусти. Тебе пора.

На смену неожиданным слезам пришел стыд. Как она умудрилась потерять хваленое самообладание и поставить себя в такое неловкое положение? Как же, должно быть, комично это выглядело – каменное лицо, а глаза на мокром месте! Но больше, чем за сами слезы, Уинифред было стыдно за то, что они пролились без ее позволения. Но идиот Дарлинг, конечно же, этого не понял – ему просто радостно от того, что она чувствует столько же, сколько и любой другой человек. Будь обстоятельства иными, она бы оскорбилась от его плохо скрываемого торжества.

– Точно! Иду.

Теодор скинул на кровать сюртук, оставшись в желтом жилете с узором из райских птиц и слегка влажной рубашке, которая прилипла к его плечам, обрисовав контуры мышц. Пригладив пальцами волосы, он послал Уинифред очаровательную улыбку.

– Выясню, что смогу.

– Не сболтните лишнего. Молю, не задавайте наводящих вопросов и не пытайтесь намекать. Вы выдадите себя с головой, – угрюмо напомнила Уинифред, ковыряя пальцем покрывало. Если ей не удастся выбраться из поля зрения горничных и роль шпиона ляжет на Дарлинга – быть беде.

– Не буду, – пообещал он и ослабил узел галстука. – Как следует насладитесь вашими примочками и компрессами!

Она поджала губы, и Теодор со смехом вышел.

Из коридора донеслись женские голоса – как она и думала, горничные стояли под дверью. Даже не пытаясь этого скрывать, они тут же вошли, хихикая. Уинифред не стала вытирать следы от слез – пусть думают, что она тут корчилась от боли. Девушки, толкая друг друга локтями и улыбаясь, встали у кровати. Вид смятого сюртука Дарлинга в ногах у Уинифред вызвал у них новый взрыв беззвучного хохота. Что за дурочки! Неужели в доме Клэртонов так мало развлечений?

Молча переглядываясь, горничные переодели Уинифред в чистую ночную сорочку, расчесали ей волосы и растерли ногу. Это было даже приятно, но мучительное ожидание и собственная бесполезность ее изматывали. Уинифред волей-неволей поглядывала на дверь, гадая, как там держится Дарлинг.

– Мы можем что-нибудь еще для вас сделать, мэм? – тонким от смеха голосом поинтересовалась одна из девушек.

Уинифред раздражал их тон, но она прекрасно понимала, что чопорным высокомерием от смешливых горничных ничего не добьется. Приподнявшись, она распахнула глаза и доверительным тоном прошептала:

– Вы не могли бы налить мне немного бренди? Я после него отлично засыпаю!

Девушки переглянулись и снова глупо захихикали. Одна тайком толкнула другую плечом и ответила:

– Сожалею, мэм, но господа не держат в доме спиртного. – Она бросила взгляд на подругу, будто рассказывая шутку, понятную только им двоим. – Оно вредно для организма!

Вторая горничная прыснула, и Уинифред, состроив обиженную гримаску, откинулась на подушки.

– Какая жалость! Голова просто раскалывается! Неужели у вас не найдется ни капельки бренди?

Ничто так не могло расположить их к ней, как крошечная просьба и общая тайна. Припрятанное спиртное для этой цели весьма кстати.

Первая горничная сложила влажное полотенце и едва заметно кивнула второй.

– Мы попробуем что-нибудь отыскать для вас, мэм.

Какое облегчение! Уинифред просияла, и девушки снова прыснули.

– Правда? О, благодарю! Вы просто мои спасительницы!

Шепотом посовещавшись, девушки ушли вниз, забрав все вещи, и вернулись с графином, до краев наполненным прозрачной жидкостью. Сердце Уинифред упало в пятки – ей не пришло в голову, что запертая в загородном доме прислуга станет баловаться самодельными настойками. Пить эту гадость она не собиралась. Горничные переглянулись, и та, у которой коса лежала на левом плече, вынула из кармана коньяк в небольшой бутылочке из коричневого стекла. Уинифред улыбнулась с совершенно искренним облегчением – по крайней мере, придется хлестать не домашнюю настойку, а разбавленный водой коньяк.

Подставив одной из девиц стакан, она обворожительно улыбнулась другой:

– Выпьете со мной за компанию?

Когда опьяневшие горничные захрапели – одна в кресле, другая в изножье кровати, – Уинифред осторожно выбралась из-под одеяла. Накинув на ночную сорочку пыльный бархатный халат, она вышла из комнаты.

От выпитого спиртного Уинифред слегка мутило. Пол холодил босые ноги – комнатных туфель ей не принесли, а собственные, на каблучке, надевать точно не стоило. Закутавшись в теплый тяжелый халат, Уинифред юркнула на лестницу.

В холле первого этажа было темно, но слуги вряд ли спали – из дверного проема все еще лился теплый свет. Уинифред слышала голоса, но слов было не различить. Значит, они держат Дарлинга в гостиной – скорее всего, ужин плавно перетек в беседу за карточной игрой. Помещения для прислуги располагались на первом этаже, а обе горничные почивали в гостевой комнате. Пока Теодор развлекает хозяев, Уинифред сможет беспрепятственно осмотреть второй этаж.

Вернувшись в коридор, она попробовала двери. Все три, кроме гостевой, в которой расположилась она сама, были заперты на ключ. Уинифред вернулась в свою спальню за шпилькой, зубами выгнула крошечную